Игорь Петров. Человек сингулярный и новое средневековье
Молодежный климатический протест в Берне 21 сентября 2020 г. (© Людмила Клот)
Новости, Общество, Школа

Игорь Петров. Человек сингулярный и новое средневековье

Историк и публицист Игорь Петров приглашает к дискуссии о современном человеке и государстве. Энергичное изложение, оригинальные примеры и суждения помогают легко преодолеть обилие терминов.

О времени, о нравах

Прежде всего, введем два небесспорных положения.

Первое: современное общество переживает рождение биологии как социологии.

Второе: мировое общество стремительно движется к новому Средневековью, или уже почти оказалось в нём.

Предположение Френсиса Фукуямы о конце истории многими до сих пор подвергается осмеянию в качестве примера громкого, но несбывшегося прогноза. Тем не менее, с сегодняшней перспективы он оказался во многом прав, а именно, в четкой фиксации факта конца большого историко-идейного нарратива, иными словами, финала эпохи больших идейных конструктов.

Либерализм, неолиберализм, коммунизм, социализм — все эти образцы «образа мыслей», должные объяснять мир, отошли на задний план, а к сегодняшнему моменту они навсегда исчезли за обложками учебников.

Исчез Ренессансный Человек как мера всех вещей. Он не выдержал испытания Колымой (ГУЛАГом) и Холокостом. Модерн, явленный нам в конце 19-го века как обещание рационального переустройства мира, наиболее ярко проявил себя, увы, в создании механизмов массового уничтожения людей.

В Германии, глобальном техническом лидере первой половины 20-го века, этот механизм приобрел индустриальные черты. В России, мировом лидере попыток переустройства социума, людей массово уничтожали «при помощи сил природы». После 1945 года Человек Ренессанса был заменен индивидуумом, встроенным в структуры рынка и массового потребления. Поздний СССР в этом отношении был абсолютно буржуазным обществом.

Меж трудом и капиталом

Как пишет немецкий социолог Александр Грау: «Человек модерна хочет быть личностью. То, что раньше в лучшем случае было зарезервировано для нескольких аристократов и богатых граждан, сегодня стало массовым явлением. В течение последних десятилетий урбанизация и массовое процветание измельчили многовековую социальную среду с ее порой строгими нормами, обычаями и ритуалами, открыв ранее немыслимую палитру степеней свободы для тех, кто может себе это позволить».

21 сентября 2020 перед зданием Федерального собрания в Берне протестующие устроили в 4:30 утра поселение и намерены сидеть так долго, как получится. (© Людмила Клот)
21 сентября 2020 перед зданием Федерального собрания в Берне протестующие устроили в 4:30 утра поселение и намерены сидеть так долго, как получится. (© Людмила Клот)

Возникло общество «сингулярных единиц», часть стала больше целого, вещью в себе и для себя, будучи одновременно и источником для себя самого своих собственных морально-нормативных постулатов.


image description
image description

Моя мораль — она правильная, потому что она моя.

Первым более или менее системно «общество сингулярностей», социум частей, претендующих на право быть больше целого, описал Андреас Реквитц, социолог и профессор кафедры культурологии Университета Франкфурта-на-Одере в своей книге «Общество сингулярностей». В соответствии с его теорией, начиная с эпохи Романтики (начало 19-го века) вплоть до контркультурной революции 1968 года понятие «креативности», «творческой самореализации личности», было приложимо исключительно к разного рода субкультурам.

Одновременно мечта о такой самореализации выступала в качестве инструмента, с помощью которого личность могла бы преодолеть репрессивный рационализм, царивший в рамках отношения труда и капитала.

Общество «сингулярностей» ставит в центр человека, биография которого не просто «анкета», а история, сравнимая с путешествиями Гулливера или Робинзона. Эти люди не любят стандартную продукцию, объектом их поклонения являются так называемые «аутентичные товары», произведенных в маленьких, нишевых мануфактурах.

Этим людям нужны товары, если использовать выражение Вальтера Беньямина, с «аурой», они должны обладать добавленной нормативной и ценностной стоимостью, находящейся по ту сторону голой функциональности, они должны помогать открывать смысл жизни. Или придавать жизни смысл.

Надпись можно перевести: «Наша земля отравлена, хватит». Молодежный климатический протест в Берне, 21 сентября 2020 г. (© Людмила Клот)
Надпись можно перевести: «Наша земля отравлена, хватит». Молодежный климатический протест в Берне, 21 сентября 2020 г. (© Людмила Клот)

Поход в магазин за стаканчиком йогурта теперь уже не просто покупка, но «релевантная социальная трансакция в рамках общества потребления».

Такой подход позволяет критиковать общество потребления и капитализм в целом, словно капитализм привезли откуда-то инопланетяне. И одновременно пользоваться преимуществами капитализма. Таким образом общество сингулярностей — это общество дистинкции (от лат. distinctio — различение), негативного постулирования, понятия, которым обозначается акт познания, антонимичный понятию «определение».

Умейте властвовать собой

Такое общество качественно отличается от общества 1950-1980-х гг., которое по предложению Гельмута Шельски принято называть «обществом среднестатистического среднего класса» («nivellierte Mittelstandgesellschaft»). Его члены вели стандартную жизнь, выстроенную вдоль раз и навсегда заданных координат.

Эпоха классического модерна стала с социологической точки зрения «машиной обобщения, внутри которой шел процесс глубокой формальной рационализации» (Макс Вебер). Причем рационализация касалась как техники, так и общественных когнитивных моделей, то есть моделей восприятия и анализа действительности.

Индустриальное общество стандартизировало промышленное производство — а в итоге и самих промышленных производителей. Это делалось при помощи инструментов социальной адаптации и дисциплинирования.


image description
image description

Человек был обязан скрывать свои аффекты.

Эпоха модерна начала прекращаться в результате образовательной революции конца 1960-х годов. Одновременно произошел качественный ценностный переворот.

От прусского по своему генетическому коду чувства сознательности и ответственности общество перешло к ситуации, скажем так, «социального экспрессионизма». Одновременно произошел столь же глубокий переворот в области производства.

Уничтоженный призрак дефицита и голода (социальная рыночная экономика Людвига Эрхарда гарантировала наличие среднего, довольно высокого, уровня потребления) позволил на новом витке истории отказаться от стандартизации и перейти к иному пониманию целей и назначения промышленного производства.

Экономика и общество вознаграждают теперь «по верхней шкале» не чувство долга и усердие, но «нестандартный перформанс». Фундаментальное значение приобретают непрозрачные алгоритмы социальных сетей и больших поисковых машин.

От революции до конституции

Андреас Реквитц считает, что «сингулярными» могут быть не только люди, но и товары, города, события и коллективы. В результате получаем всеобъемлющий кризис идеи «общественного блага», идеи «общего» как таковой. Отсюда — кризис традиционных церквей, традиционных «народных партий», традиционных общественных средств массовой информации. И в итоге — кризис системы репрезентативной демократии с ее инструментами и институтами, включая полицию.

И если Человек Ренессансный бытовал в трактатах и теориях, то человек сингулярный идеально вписался в логику функционирования социальных сетей. Скорее всего, как это и бывает, социальные сети и сингулярный человек эпохи пост-постмодерна и социального постструктурализма обусловили друг друга и помогли возникнуть друг другу.

Однако насколько бы сингулярный человек ни был погружен в социальные сети, он продолжает существовать в реальном социуме. В ДНК этого социума — наследие великих освободительных революций: американской, французской, русской и европейской. (Речь о европейских революциях 1848 года, среди которых и швейцарская; как и всякая революция, она сопровождалась гражданской войной).

Возникшее благодаря революционным завоеваниям структуры и институты требуют от человека «социального действия». И оно возникает на пересечении личности, культуры и общества (М. Вебер, Т. Парсонс). Это преднамеренный комплекс поступков, каждый из которых связан с выбором средств и направлен на достижение определенной цели. Итогом социальных действий обычно становятся правовые акты: конституции, уставы, декларации.

Надпись на палатке: «Климат правосудие». Берн, 21 сентября 2020 г. (© Людмила Клот)
Надпись на палатке: «КЛИМАТ ПРАВОСУДИЕ». Берн, 21 сентября 2020 г. (© Людмила Клот)

Сингулярный человек порывает с таким подходом, делая шаг назад (вперед?) от «действия» к «поведению». Структуралистски (идейно, концептуально) детерминированное действие объявляется реакционным (правым, а то и праворадикальным) и сменяется реакцией организма на внутренние или внешние раздражители – то есть «поведением» (леволиберальным, «прогрессивным»).

Причем такая реакция может быть как рефлекторной, неосознанной, так и намеренной, осознанной, облеченной в традиционные формы политического и общественного активизма («женская забастовка», «климатическая забастовка», «движение BLM»), не прекращая из-за этого быть «действием асоциальным».

Ещё точнее: «пост- или внесоциальным», когда речь идет, например, о «пачворк-семьях», а иногда и в прямом смысле «а(контр)социальным», когда начинаются погромы. Привычных для эпохи большого идеологического стиля итоговых документов такие действия не производят.

Без референта в голове

Сингулярный человек социальных сетей превращается в собственный источник морали и нормативного регулирования. Происходит транзит индивида в режим автореферентного диалога. Он теперь «сам с собой ведет беседу». Но не «тихо». А очень громко. И происходит формирование «эхо-камер», социально-медийных «пузырей», или «групп» в Фейсбуке.

Вступление в них предварено не критическим диалогом о ценностях и нормах, но некритическим квази- или пострелигиозным принятием совокупности исповедуемых в данном «пузыре» ценностей.

Для социума это означает качественное изменение характера диалога. От «критической фальсификации» (перманентной перепроверки всех имеющихся теорий или практик) мы переходим к уничтожению «референта», то есть некоей «третьей инстанции» при помощи которой структурируем диалог, договариваемся о понятиях и терминах и определяем желаемые цели социальных действий.

При расхождении во мнениях мы теперь не идем к третьему «арбитру», но требуем друг от друга «полюби или сваливай» (Love it or Leave it). Уничтожение «реакционного арбитра» приводит, например, даже к отрицанию нормативно-регулирующей роли орфографических словарей.


image description
image description

Что, в частности, обсуждалось на очередных Клагенфуртских чтениях — литературном конкурсе, который наряду с Нобелевской премией числится среди важнейших сейсмографов, чутко фиксирующих новейшие тенденции в языке, обществе, литературе. Так вот, теперь редактирование рукописи со словарем «Duden» — чуть ли ни проявление «правой реакции»!

Социальные сети и диктатура толпы

Уничтожение «референта» и отказ от самого принципа «понятийности» как базиса для выстраивания диалога приводят общество, личность, культуру к распаду на составляющие компоненты — диссоциативному расстройству и ситуативному не- или антидиалогу. А именно такой антидиалог и является идеальным форматом социально-медийной манифестации сингулярного человека.

Социальные сети уравняли человека и структуру, отдельного пользователя и огромные концерны. То, что недавно выглядело как огромный шаг в сторону «цифровой демократии», превращается в господство анонимной сетевой толпы.

Активист со смартфоном и правильным «хештегом» способен поставить на колени транснациональную корпорацию, будучи в состоянии во внесудебном порядке уничтожить главный её капитал — репутацию.

Участников просят "вести себя хорошо". Берн, 21 сентября 2020 г. (© Людмила Клот)
Участников просят «вести себя хорошо». Берн, 21 сентября 2020 г. (© Людмила Клот)

Если за климатическими демонстрациями ещё стояла Грета Тунберг как олицетворение некоего нового «поведения», то очень быстро выяснилось, что диссоциативный диалог социальных сетей вообще не нуждается в «иконах». От овального портрета Вольтера до демотиватора с ликом шведской школьницы: история «икон» социальных и политических движений оказалась по историческим меркам короткой.

За погромами в Штутгарте уже не стояло никаких личностей. Если раньше центром социальной системы являлся «актор» (именно так — через «о»), а социальная структура представляла собой стандартизированную структуру социальных отношений акторов друг с другом, то сегодня на это место пришла «культура возмущенных меньшинств».

«Понимающая социология» (Вильгельм Дильтей) уступила место логике сетевых фильтров и «тематических пузырей».

Что у Ж. Дерриды и литературных постмодернистов еще было игрой, в основе которой лежала символистская декларация рационального нарратива разума в качестве одной из многих возможных опций, теперь в ситуации «инстаграмизации» общественного диалога стало хаосом миллионов голосов.

Мнение каждого сингулярного индивида объявляется центром, самым важным и единственным. Но в итоге все эти мнения перемножаются на ноль. Число моральных представлений становится равно физическому числу людей, участвующих в виртуальном диссоциативном броуновском движении, оформленном социальными сетями.

Интенция (индивидуальные намерения) остаются, ответственность исчезает.

Происходит стремительное перерождение характера общественного дискурса. На новые сложные вызовы и угрозы (один из них — вопрос расизма) даются простые ответы, что в точности соответствует логике сингулярного человека времен постструктуралистского господства социо-медийных форматов самопрезентации.

Демонстрация в Женеве 5 сентября 2020 года из-за введения новых велосипедных дорожек. Они мешали многим пешеходам и водителям, последовал организованный протест. (© Людмила Клот)
Демонстрация в Женеве 5 сентября 2020 года из-за введения новых велосипедных дорожек. Они мешали многим пешеходам и водителям, последовал организованный протест. (© Людмила Клот)

Стремление снять границу между грамматическим гендером и политической «концепцией гендера», отказ учитывать тот факт, что знаки дорожного движения являются не политическими, но техническими символами, на которых нет места «женщинам, мужчинам, беременным, трансгендерам и прическам в стиле «афро-лук», — яркие примеры простых ответов на сложные вопросы.

Волна свержения памятников является таким же ответом простого на сложное — то есть актом не социальным, но пост-социальным, а потому популистским.

Про оскорбленные меньшинства

Ориентация на себя превалирует над ориентацией на коллектив. Соцсети дают этой ориентации форму. Старые формы коллективной репрезентации объявляются «токсичными»: «токсичная маскулинность», «белые», «старые», «гетеросексуальные», «привилегированные» и так далее. На первом плане — «культура оскобленных меньшинств».

Как пишет в газете «Нойе Цюрхер Цайтунг» Александр Грау: «Кнопка Like становится символом общества, в котором сингулярный индивид уже не довольствуется автономной жизнью. Он хочет, чтобы в адрес его образа жизни раздавались громкие аплодисменты.

А нежелающий громко аплодировать становится виновным в наихудшем возможном преступлении: в дискриминации».

«В условиях господства герметичных «эхо-камер» доказательством истинной самоидентификации становится принадлежность к меньшинству. Я меньшинство — следовательно я существую. Современный человек хочет, чтобы его воспринимали «как другого». Иначе он не был бы единичным, сингулярным, уникальным.

Проблема только в том, что человек сингулярный в условиях уничтожения референта становится для своего контрагента по диалогу «черным ящиком», «белым листом». Не имея представления о его ожиданиях, вы обращаетесь к нему, и конечно же, не так, как данный индивид этого хотел бы. А значит, вы тут же становитесь виновны в дискриминации».

Данный тезис А. Грау видится важной поправкой, а точнее, продолжением теории «общества сингулярностей» А. Реквитца. Как пишет далее А. Грау, «меньшинство, будучи производным продуктом современного (сингулярного) индивидуализма претендует на моральное превосходство, подпитываемое квази-экспертной динамикой автономных «эхо-камер».

Женская забастовка 14 июня 2019 года в Берне. (© Игорь Петров)
Женская забастовка 14 июня 2019 года в Берне. (© Игорь Петров)

Притом «защита меньшинств» не имеет ничего общего с действительной заботой о судьбе нонконформистских сообществ. Скорее, речь о том, чтобы поднять проблемы человека, ищущего смысл и цель в жизни, до уровня моральных и, в конечном счете, финансовых и политико-правовых претензий».

«Здравый смысл» в этих условиях утрачивает свою нормативно-регулирующую роль. И возникают противоречия.

Три умозрительных парадокса

Парадокс N 1

Индивидуализация и сингуляризация общества ведет в условиях «гибели референта» к усилению единственного оставшегося арбитра — государства (Патрик А. Динен) как (пере)распределительной инстанции.

Отчего возникновение сингулярного человека, будучи изначально вроде бы либеральным проектом, ведет к усилению дирижистских, этатистских и социалистических тенденций. Либеральный проект, таким образом, терпит поражение под тяжестью бесконечной свободы.

Парадокс N 2

Конкуренция «прогрессивных освободительных проектов». Как отмечает А. Грау, «например, феминистский нарратив начинает конкурировать с нарративом вынужденных мигрантов и беженцев. Как, в частности, относиться к по-западному эмансипированной мусульманке?


image description
image description

Стоит ли ее поздравить с освобождением от оков патерналистских угнетающих структур и традиций? Или же она является жертвой «евроцентризма, капиталистического общества потребления, культурной апроприации и сексуализирующей объективации»?

"Женщине - полотно и иголку! Мужчине - мул и плетку!" - шутка. А вы как думаете? Берн, 14 июня 2019 г. (© Игорь Петров)
«Женщине — полотно и иголку! Мужчине — мул и плетку!» — шутка. А вы как думаете? Берн, 14 июня 2019 г. (© Игорь Петров)

И что такое головной платок? Символ ли системной мизогинии или инструмент индивидуального сопротивления западному культурному империализму?

В данной задаче со звездочкой во главу угла выходит государство и надгосударственные структуры. Им приходится играть роль арбитра и референта в интересном положении, которое бы вряд ли возникло, если бы социальным поведением управлял «здравый смысл».

Парадокс N 3

Возникновение конкуренции «двух конституций»! На это указывают, в частности, американские социологи Кристофер Колдуэлл и Томас Сауэлл. С их точки зрения, современные расовые проблемы США коренятся в том числе и в возникшем в 1960-е годы движении за права человека и гражданские права.

Это движение в рамках конкретной социальной практики манифестировалось в системе мер под названием affirmative action (вариант перевода «позитивная дискриминация» представляется нам неверным, куда ближе к истине немецкое «Menschenrechtsförderung» или «поддержка / преимущественное продвижение прав меньшинств». Подчеркнем, что понятие «права человека» не имеет ничего общего с его советским содержанием).

Применительно к США с их действительно острым расовым вопросом речь идет о своего рода ускоренном, ad-hoc, здесь и сейчас достигнутом, как правило, на основе прецедентного решения суда, подтверждении и закреплении прав тех или иных социальных групп.

В итоге мы имеем «Первую Конституцию», в которой прописано равенство всех перед законом. Плюс к ней получаем «Вторую Конституцию», в формате корпуса прецедентных решений судов, подкрепляющих права разных групп меньшинств в той или иной сфере.

В таких условиях, например, на одно место в вузе могут в равной степени претендовать два человека. Один ссылается на конституционные нормы. А второй — на столь же законные права, приобретенные в рамках affirmative action. Кто же прав, когда правы все?

И что делать, когда дискуссия начинает вестись «непарламентскими выражениями»? Когда пользователи социальных сетей под покровом «сетевой анонимности» не стесняются в выражениях? Плюс масла в огонь подольют сетевые тролли?

Казус Швейцарии

Швейцария, по своей природе страна хотя и открытая, но консервативная, упорно продолжает сопротивляться возникновению опасной конкуренции «двух конституций», с учетом наличия у её граждан широчайших прав прямой демократии и непосредственного участия в политическом управлении страной.

С точки зрения наблюдателя, исходящего из наличия в Швейцарии кодифицированной и демократически легитимированной сложной системы социальных действий, уже все эти «климатические» и «женские забастовки» 2019 года в стране «ломились в открытую дверь».

Для выбирающих не «действие», но «символическое поведение», эти акции, пролетарские по форме, но глубоко буржуазные по содержанию, были совершенно логичным продолжением той самой нормативной динамики, развивавшейся в социальных сетях и входящей в жесткую конкуренцию с существующими демократическими институтами и процедурами правового государства.

Транспарант можно расшифровать: «Базирующиеся в Швейцарии корпорации должны соблюдать права человека и экологические стандарты». Берн, 2020 г. (© Игорь Петров)
Транспарант можно расшифровать: «Базирующиеся в Швейцарии корпорации должны соблюдать права человека и экологические стандарты». Берн, 2020 г. (© Игорь Петров)

Единственным пока вкладом подобных движений в каталог форматов демократии, таких как законопроект, инициатива, закон, декларация, петиция, стал так называемый «shitstorm». По сути – это форма внесудебной сетевой анонимной расправы, довольно сильно напоминающая средневековую охоту на ведьм, пусть и с использованием современных цифровых инструментов.

Как выясняется, сетевая расправа быстро может становиться реальной, уличной. Погромы в Штутгарте стали омерзительным, но глубоко логичным продолжением этой логики. В Швейцарии противодействие ей можно было наблюдать на примере ответа официального Берна на требования со стороны ООН создать Национальную Институцию по правам человека (Nationale Menschenrechtsinstitution NMRI).

В отношении постсоветских и других территорий, где гражданские права систематически попираются грубо, такие требования, надо думать, обоснованы. А в случае Швейцарии это может стать широким шагом к созданию опасного противостояния «двух конституций».

До последнего времени Швейцария не считала необходимым вводить у себя еще одну структуру на основе теории и практики affirmative action. Тем более, что в стране действует широкая сеть правозащитных НГО. Но 13 декабря 2019 года правительство Конфедерации одобрило проект создания такой институции, указав тут же, что «права человека и так уже закреплены в Основном законе».

Приведёт ли это к появлению «двух конституций»? Время покажет.

Вперёд – в средневековье

А пока мир подошел к порогу нового Средневековья. А может уже и преодолел его. Историки по-разному определяют «мрачные средние века». Можно сказать, что это эпоха негативно коннотированного «аналогового» бытования человека в «первой» (формально неотрефлексированной) реальности на основе не «социальных действий», но «поведения». То есть это время непосредственных реакций на прямые внешние физические раздражители.

Как это было? Вставать и ложиться с петухами. Сеять и убирать согласно временам года. Зависеть от урожая (достаточно хлеба — поели, выжили; нет хлеба — голодаем, умираем). Общаться только с теми, до кого дотянулся рукой. Не понимая происходящее в мире, увлекаться «теориями заговора». Рожать по 20 детей, из которых умирают 19. Болеть чумой и холерой.

Требовать от господина справедливости не на основе общих теорий, но с апелляцией к религиозным авторитетам. Потому что право — это то, что скажет господин. Изобретение книгопечатания поставило на поток производство брошюр, памфлетов и листовок. В них можно утверждать что угодно о ком угодно — кодифицированных правил функционирования СМИ еще не существует. Войны ведутся локально.

Нечто похожее мы наблюдаем и сейчас. «Референт» исчез. Зато появился сингулярный человек. И он точно знает, что супермаркет с двадцатью сортами сыра был и будет всегда. А авторитеты обнулились, включая орфографические словари. А понятие «коммуникация» умножилось на ноль: отсутствие коммуникации равно бесконечной коммуникации, то есть нулю.

Сегодня вместе с коронавирусной пандемией мы имеем полный набор средневековых инструментов регулирования человеческой популяции: климат, вирус, гендер, раса. И это значит, что биология становится социологией.

Климат. Будущее человечества мы связываем более не с теориями и учениями, но со средней температурой воздуха.

Вирус. Уравняв человека с популяцией полевых мышей, вирусы начинают все активнее регулировать жизнь людей. Коммуникация становится автореферентным актом беседы с самим собой на виду у всех. Фантастические теории заговора переживают пик популярности.

Гендер. Разве он не становятся сверхважным? Семьи могут быть какими угодно, потому что они теперь не ячейка общества, не акт социального действия, но формат символической манифестации морально коннотированного поведенческого паттерна.

Раса. Сформулируем черным по белому. Не обяжут ли нас новомодные тенденции указывать цвет кожи в резюме рядом с именем, годом рождения и полом?

Плюс к этому «Shitstorm» в соцсетях и внесудебное давление, когда обвинение уже является приговором, весьма напоминает средневековой правовой произвол власть имущих.

Только раньше «власть имели» патриции, цари, короли или бояре, а сегодня — невидимые миру алгоритмы и менеджеры социальных сетей.

А войны опять ведутся локально, пусть и на новом уровне технического оснащения.

Да будет так

Что будет? Как будут дальше уживаться дитя века великих революций современное государство и человек сингулярный? А что случится со СМИ? И какая участь уготована общественным группам, которым больше по душе вне- (пост)социальное «поведение», и для которых даже швейцарские по масштабам социальные и политические права не имеют ценности?

Ответы найдутся – дайте только срок.

#

Игорь Петров

Литература и ссылки

Alexander Grau. Kulturpessimismus. Ein Plädoyer. Berlin, zu Klampen, 2018.

Alexander Grau. Hypermoral – Die neue Lust an der Empörung. Claudius Verlag, München 2017.

К. Р. Поппер. Открытое общество и его враги. Международный фонд «Культурная инициатива», Soros Foundation. М., 1992.

Andreas Reckwitz. Die Gesellschaft der Singularitäten. Zum Strukturwandel der Moderne. 5. Auflage. Suhrkamp, Berlin 2018.

Helmut Schelsky. Auf der Suche nach Wirklichkeit. Gesammelte Aufsätze. Diederichs, Düsseldorf/Köln 1965.

Patrick J. Deneen. Warum der Liberalismus gescheitert ist. Müry Salzmann Verlag. 2019 Salzburg.

Михаил Ямпольский. Между идентичностью и общечеловеческим. https://www.colta.ru/articles/society/24752-mihail-yampolskiy-blm-universalnyy-gumanizm-i-giperidentichnosti

Schaffung einer nationalen Menschenrechtsinstitution für die Schweiz. https://www.admin.ch/gov/de/start/dokumentation/medienmitteilungen.msg-id-77508.html

Christopher Caldwell. The Age of Entitlement: America Since the Sixties. Simon & Schuster New York 2020.

Thomas Sowell. Discrimination and Disparities. Hachette Books, New York 2019.

Талкотт Парсонс. О структуре социального действия. Академический Проект. М., 2000.

Sharon Dodua Otoo. Dürfen Schwarze Blumen Malen https://files.orf.at/vietnam2/files/bachmannpreis/202022/otoo_klagenfurter_rede2020_ansicht4_752860.pdf

 

Поделитесь публикацией с друзьями

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Похожие тексты на эту тематику