«Получается парадокс — православный фашизм»
«Неужели неясно, что это нужно примерить на себя: как бы вы чувствовали, если бы у вас было это?». Санкт-Галлен, 7 мая 2022 г. (© Maryna Lopushin)

«Получается парадокс — православный фашизм»

Что сказал россиянам украинский композитор Валентин Сильвестров? Рассказывает журналистка «Новой газеты. Европа» Екатерина Гликман.

Мир изменился

«Сейчас не до музыки», — говорит залу живой классик Валентин Васильевич Сильвестров. В начале войны 84-летний украинский композитор вынужден был покинуть Киев. Концерт «Im Spiegel» был задуман и подготовлен в мирное время, но играли его в швейцарском городе Санкт-Галлене уже в совершенно изменившемся мире — на 73-й день войны в Украине. «Негодование и ярость одолевают — те чувства, которые раньше были для нас стыдными. Вера подвергается сомнению!» — заканчивает вступительное слово Валентин Васильевич.

И хотя в программе концерта стояли только два произведения Сильвестрова — его «Вторая соната» (1975) и «Кич-музыка» (1977), но прозвучали — три. У третьего пока нет названия, оно и не записано еще даже — это музыка, родившаяся у Валентина Васильевича, когда они втроем с дочкой и внучкой бежали из Киева, который бомбила Россия. Это музыка 2022-го. Люди в зале плачут.

После концерта Валентин Сильвестров ответил на вопросы «Новой газеты. Европа».

Валентин Сильвестров

Один из главных композиторов современной музыки. Родился в 1937 году в Киеве, окончил Киевскую консерваторию, в 1960-х входил в неформальное объединение «Киевский авангард», подвергавшееся гонениям со стороны официального советского «музыкального начальства». В 1970 году исключен из Союза композиторов УССР.

Сильвестров — автор девяти симфоний и множества камерных произведений, регулярно исполняющихся по всему миру. Композитор писал музыку для фильмов Киры Муратовой («Три истории», «Чеховские мотивы», «Два в одном», «Настройщик»). Широко известен цикл «Тихие песни», написанные Селиверстовым на стихи российских поэтов-классиков. Лауреат украинских и международных премий.

— Вы, конечно, знаете, что 13 апреля в Москве Алексей Любимов играл вашу музыку, и видели, как за его спиной стояли полицейские? Что вы думали и чувствовали тогда?

— В этой трагической ситуации все выглядело как комедия. Они объявляют, что это бомба, а народ стоит и аплодирует. Никто не бежит сломя голову спасаться. Это говорит о лживости всей системы.

Но что удивительно. Когда люди в России выходят с протестами против войны, их сразу хватают за ноги, за руки и волокут куда-то. А тут они повели себя как-то странно: подошли к пианисту, но вместо того, чтобы схватить его, оторвать от рояля, они стояли. И Любимов доиграл до конца. Странная ситуация. Эти полицейские, они ведь тоже невольные люди, им приказали, но… он стоит и слушает до конца.


image description
image description

И у меня возникла такая идея: эти полицейские должны сказать тем полицейским, что на улице: как мы дослушали Шуберта, так и вы дочитайте, что пишут люди — там ничего против вас нет, ничего плохого. Вы почитайте! Не хватайте сразу людей, а почитайте, что они пишут на этих плакатах. Получается такой парадокс: сплошная ложь, которую обслуживают невольные люди, а им это все до лампы — этот Шуберт, но тем не менее возникло странное ощущение… ведь они дали Любимову доиграть. Так что не спешите на улицах хватать людей. Посмотрите, что они пишут. Почитайте.

Майданом весь мир становится

— Что вы можете сказать россиянам, которые против войны?

— В 2014-м Майдан был только в Киеве. А сейчас майданом весь мир становится. Люди на Майдане были неагрессивные, без всяких автоматов, они требовали справедливости и все. Макаревич в своем интервью сказал, когда его спросили: «А почему в Украине вышли на Майдан, а в России их побили раз и они исчезли?» А он говорит, неосторожно так, что, по его мнению, украинцев меньше били по голове. Тут он ошибается. Украинцев как раз лупили так по голове… Если в России выходили люди на протесты, то их хватали только — не расстреливали. А у нас на Майдане сотни людей погибли, расстреляли их.

У нас сейчас погибают люди. Погибают не только военные. Погибают дети. Почему Россия не выходит? Вы говорите: мы боимся. Но вас не расстреливают, вас только сажают. А у нас расстреливали. При Сталине нельзя было выйти, потому что сразу расстреливали. Репрессии были доведены до такого, что если человек выходил — он тут же уничтожался. А тут всего-навсего хватают! А вы тЕрпите! ТЕрпите! Если бы миллионы людей в столицах вышли, то это бы прекратилось. А так получается, что миллионы людей кивают, говорят: да, но мы боимся.

От имени России творится такое безобразие, а мы только киваем, а мы боимся. Вас никто не расстреливает! Пока. А у нас погибают женщины, дети, старики — не только военные.

«Получается парадокс — православный фашизм»

Города разрушены. Цветущая страна превратилась в руины. А у вас — сохранилась. Москва, все территории сохранились, не разрушены. Что вы хотите? Чтобы Украина начала бомбить по жилым кварталам Москвы, Ленинграда, Рязани? Что это такое? Неужели неясно, что это нужно примерить на себя: как бы вы чувствовали, если бы у вас было это?

И еще второй вопрос — это от имени православия делается. Патриарх благословляет убийства людей. Что он — не читал Библии что ли? Не читал Евангелие? Они безграмотные что ли? Получается парадокс — православный фашизм. Что это за православная страна?! Что это такое? Как это возможно? И здоровые дядьки и тетьки делают вид, что они не понимают этого! Прекрасно они понимают! Все эти думы, все эти мордовороты, все их дети тут [в Европе], они любят хорошую жизнь, зато устраивают плохую жизнь своим соседям. А хорошую жизнь для себя они любят. Если убьют их сыновей, если их города начнут рушить… — им что, непонятно, что это такое?

К чему политики должны стремиться — чтобы в мире каждое утро можно было говорить друг другу «Доброе утро»

Дочь Сильвестрова Инга Николенко рассказала «Новой газете. Европа» о том, как Валентин Васильевич категорически отказывался уезжать из Киева, но потом согласился, и как они бежали от войны:

— Мы в своей квартире были. Но все это так угрожающе выглядело. Потом все меньше и меньше становилось продуктов, дефицит лекарств начинался. И когда уже стало понятно, что лекарств не хватает, а у него есть необходимость… то мы пришли к решению. Он отказывался, а я сказала, что сейчас буду решать я.

Сначала мы перебрались из левобережного Киева. Это было очень сложно. Нашли волонтеров. Они нас перевозили на правый берег. Там заночевали у родственников.

У нас были билеты на поезд, но поезд штурмом брали, и мы передумали.

Было опасно даже говорить

Волонтеры предложили нам микроавтобус. Бывший грузовой транспорт, который переделали, сиденья поставили. Надпись на нем была: «Пенсионеры, дети».

Везли нас автоколонной, в сопровождении полиции. Несколько раз меняли маршрут. Было опасно даже говорить о том, куда ты едешь. Средства связи как-то прослушивались. Старались не говорить по телефону, куда едем. Ночевали в детсаду, там волонтеры были. На следующий день опять сменили маршрут. Мы думали, едем в Закарпатье, а оказалось — во Львов. Нашли друзей, которые устроили нас на ночлег в гостинице.


image description
image description

Потом были на границе, удалось избежать очередей. В то время — это снег, это холод. Там были люди, которых также привезли микроавтобусами, и они должны были сами добираться пешком до границы. Очередь была километровая и вообще не двигалась. И все стояли. А там ветер пронзительный, никаких удобств. У «Deutsche Welle» был свой автобус, и они взяли нас и еще нескольких женщин — жен своих сотрудников. По дороге на оставшиеся места они еще взяли женщин с детьми — тех, кто крайний в очереди стоял. Поэтому мы не пешком переходили, нам позволили в автобусе границу пересечь. Ну а в Польше мы уже попали в объятия дружественной культуры. Дальше было легче.

— Вы живете теперь в Берлине?

— Да, временно.

Это прожито было

— Как настроение у вашего отца? Он рвется назад?

— Конечно. Он не может спокойно и беспомощно наблюдать, как все это продолжается. Да, он занимается музыкой. Его приглашают на концерты.

— Это новое произведение, которое он сыграл сам, очень красивое. Проникновенное.

— Это прожито было. Там три пьесы. Это отражение всей нашей поездки — как она начиналась, все что мы видели. И физическая усталость, и моральное истощение. Первая пьеса была написана во время поездки, чтоб отвлечься. А потом еще две, и получился цикл. Вторая часть — военный танец. Она очень напряженная, воинственная. А третья — как разрешение. Она как пастораль. В ней умиротворение есть.

В ней отражено то место, куда мы попали, где нас приютили. Это очень хороший район. Там тихо, спокойно, утром птицы поют, солнце. Мы выходили утром — и там такая тишина, покой разлит. Вот это все есть в мелодии — как разрешение. Он сказал: это то, к чему политики должны стремиться — чтобы в мире каждое утро можно было говорить друг другу «Доброе утро». Элементарные фразы, но это самое главное. Пожелать друг другу доброго утра. В третьей части, в этой пасторали, это отразилось.

Екатерина Гликман

Изображения:

«Неужели неясно, что это нужно примерить на себя: как бы вы чувствовали, если бы у вас было это?». Санкт-Галлен, 7 мая 2022 г. (© Maryna Lopushin)

Валентин Сильвестров исполняет свое новое сочинение. Фрагмент благотворительного концерт в Санкт-Галлене 7 мая 2022 г. С разрешения организатора концерта — некоммерческой ассоциации CosmoKultur St.Gallen. (YouTube, Новая газета. Европа)

Вокальный цикл Валентина Сильвестрова «Тихi пiснi». Львов, 23 мая 2020 г. (YouTube, Word Voice)

Поделитесь публикацией с друзьями

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Похожие тексты на эту тематику