Татьяна Пигарева: «Абсолютным знанием не обладает никто, к нему можно только стремиться»
«Прадо. Тайны мадридского двора» – авторская лекция филолога-испаниста, искусствоведа, писателя Татьяны Пигаревой.
Почему в коллекции главного музея Испании только один Рембрандт и девяносто Рубенсов? В чем метафизический принцип развески в Прадо? Откуда взялись шрамы на холсте Гойи «Бой с мамелюками»? Зачем журналист Мариано де Кавиа поджёг Музей Прадо? Как в Прадо появилась «Джоконда»? И сколько еще тайн и загадок мадридского двора хранит великий музей?
На эти и другие увлекательные вопросы поклонники интеллектуального досуга узнают ответы в Женеве в третью пятницу мая. А сегодня клуб и лекторий Lemanika предлагает интервью с Татьяной Пигаревой, в котором она говорит о степени «шедевральности» Музея Прадо, здоровом дилетантизме и почему в наше время популярны лектории. Московский журналист Илья Овчинников подготовил этот текст специально для читателей Schwingen.net.
Татьяна Пигарева – филолог-испанист, искусствовед, писатель, автор многочисленных статей об искусстве и литературе Испании, эссе, переводов, киносценариев.
Родилась в Москве, закончила филологический факультет МГУ, защитила диссертацию о проблемах времени и пространства в испанской поэзии ХХ века. Работала в испанской газете El País, была корреспондентом в Москве испанского еженедельника Tiempo, снимала репортажи для каталонского телевидения. С 2002 – руководитель отдела культуры Института Сервантеса в Москве. В 2011 в серии путеводителей «Афиши» вышла книга Татьяны Пигаревой «Мадрид» (премия Академии СМИ «Москва Media» за лучшую публикацию в рамках Года Испании в России).
— Как вы выбирали тему для лекции в Швейцарии, почему для рассказа выбран именно Прадо?
Можно ответить в стиле Алисы: «А почему бы и нет?» Можно эгоистически: «Это мой самый любимый музей». Но, если серьезно, вопрос о том, откуда взялся великий музей, идеально подходит для начала разговора об испанском искусстве.
Этот ракурс в одной лекции позволяет затронуть множество тем – пробежать, как по клавиатуре, по всей истории Испании, по истории искусства, поговорить о вкусах королей и о гражданской войне, о роли шелковых обоев в создании музея и о принципах современного музейного дизайна, о сюрпризах реставрации и причинах увольнения пяти директоров за шесть лет, о том, как подписывал свои работы Веласкес и почему у Рогира ван дер Вейдена в «Снятии с креста» Иосиф Аримафейский в красных чулках. А еще в 2019 году Музею Прадо исполняется 200 лет, так что и юбилейная дата приближается.
— Прадо – действительно музей номер один в мире по концентрации шедевров на квадратный метр? Как это получилось?
Профессионалы-музейщики часто об этом говорят, хотя, конечно, никто степени «шедевральности» не измерял и на метры не делил; это истина скорее эмоциональная, нежели научная. Антонио Саура, интереснейший художник-абстракционист, брат режиссера Карлоса Сауры, определил очень точно и в рифму: «Si no es el más extenso, si el más intenso». Если перевести, то получится: «Не самый протяженный, но самый напряженный».
Важно, что Прадо – музей великий, но обозримый. Он как раз такого размера, чтобы поразить, но не наповал – это не Лувр и не Эрмитаж. И королевская роскошь его коллекции бесспорно выигрывает от монастырской смиренности здания. Оно было построено для музея – хотя и другого: это не дворец, где все время отвлекаешься то на плафоны, то на столик, то на часики. Сам музей воплощает классицистическую строгость – как идеально подобранная рама подчеркивает достоинство холста и не отвлекает внимание. А о том, откуда взялась великая коллекция, как раз и поговорим на лекции.
Но вот, например, одна из любимых историй. В 1623 году в Мадрид инкогнито прибывают герцог Бекингем – тот самый, из «Трех мушкетеров» – и принц Уэльский, будущий Карл I. Они пересекли всю Европу, чтобы просить для принца руки инфанты Марии, сестры Филиппа IV. В эпоху строжайшего этикета поступок немыслимый, но театральный, в духе той же эпохи. Инфанта грозится уйти в монастырь, только не замуж за еретика, но Филипп IV решает разыграть эту карту, надеясь, что там, где проиграла Великая Армада, восторжествуют свадебные колокола.
Шесть месяцев продлились праздненства, принца-протестанта всячески обольщали, дабы вернуть на путь истинный, но договориться не удалось. Невесту принц Уэльский не получил, зато увез в Англию «Венеру» Тициана, слона, страуса и пять верблюдов. А главное – заразившись от Филиппа IV страстью к живописи, он стал величайшим коллекционером в английской истории. И по трагической иронии судьбы, после казни Карла I часть его собрания купил Филипп IV – круг замкнулся: в результате «Автопортрет» Дюрера и «Святое семейство» Рафаэля ныне выставлены среди шедевров Прадо.
— Был ли мистификацией один из пожаров в истории Прадо? Кому и зачем она была нужна?
Пожар в Прадо в 1891 году придумал журналист Мариано де Кавиа с целью привлечь внимание к плачевному состоянию музея: потолки протекали, хранителей не хватало. Мистификация была более чем своевременной. Сюжет с пожаром не просто курьез, он позволяет задуматься о статусе музея и его роли в обществе в XIX и в XXI веке. Многих, например, удивит такой факт, что первая временная выставка в истории Прадо состоялась только в 1902 году. Это был Эль Греко, до того почти что никому не известный.
— Как вы переквалифицировались из филолога в искусствоведа?
Когда мы учились на филфаке МГУ, лекции по истории партии и иже с ними прогуливали этажом выше, на искусствоведческом. Когда работала над кандидатской диссертацией о поэтике времени и пространства в испанской литературе начала ХХ века, еще раз убедилась, что многие процессы в литературе гораздо проще понять типологически, через историю искусства. Чтобы объяснить принципы построения пейзажа у Хорхе Гильена, нужно было детально анализировать поэтические цитаты, статьи, сопоставлять с текстами современников и предшественников; по сути, все укладывалось в слова Поля Сезанна: «Трактуйте природу посредством шара, конуса, цилиндра». Даже слова были лишние – Сезанн все написал на холсте.
О литературе очень интересно говорить, – я пятнадцать лет преподавала историю зарубежной литературы в Театральном институте имени Щукина – но настоящий разговор получается только если собеседник прочел тексты, о которых пойдет речь. «На пальцах» литературу тоже можно объяснить, но пересказывать сюжеты дело неблагодарное – а картины и их детали можно показать. Анализировать зримое, видимое здесь и сейчас, гораздо интереснее. Хотя, конечно, потом все нужно увидеть в музеях в оригинале. Копию все равно приходится домысливать.
Так вот, когда я начала работать руководителем отдела культуры в Институте Сервантеса, дабы не превращаться в чиновника, а оставаться человеком, стала – в редкое свободное время – делать выставки как куратор, статьи писать и читать лекции. И все больше про испанское искусство, а не про литературу. Готовила лекции и сама училась одновременно. А потом уже сильно за сорок, кандидат филологических наук решил поступить в РГГУ на вечернее искусствоведческое.
Дети мои, привычные к тому, что по дому гуляет энциклопедия, страшно веселились: «Ты зачем туда пошла, ошибки у преподавателей исправлять?» Очень был интересный опыт, навести порядок в голове всегда счастье. И когда работаешь весь день, предвкушая, что вечером тебя ждут малые голландцы или скульптуры южного трансепта Шартра, совсем другое настроение. Диплом написала на родную тему: «Дар Вареса Фисы в контексте формирования коллекции музея Прадо».
— Почему сегодня стали так популярны лектории и разного рода просветительские программы?
Это может показаться парадоксом – зачем нужны лекции в современном мире, переполненном информацией. Но именно из-за переполненности они и нужны, и интересны. Важным оказывается живое общение – и люди, которые из этого «селя», буквально низвергающегося на нас, могут изваять скульптуру, построить осмысленную, личностную конструкцию. Сама я тоже люблю ходить на лекции к талантливым коллегам. Даже если большинство фактов будет известно, невероятно интересно следить за тем, как лектор повернул тему, где у него акценты, куда он перекинул «мостики». Одного и того же Шопена десять музыкантов сыграют по-разному, так и лекторы – они композиторы и исполнители симфонии знаний. Звучит высокопарно, но так оно и есть.
— Верно ли, что сегодня всяческого дилетантизма, в том числе в искусствоведении, стало особенно много, или так было всегда?
Халтуры – на испанском чудесное слово «chapuza» – во все времена хоть отбавляй. Быть может, сейчас она больше видна, все по той же причине – доступности информации. Каждый может прогуглить тему, подобрать картинки. Но дело не в фактах, а в подходе, в способе мышления, в профессиональном видении. Мандельштам в своем великом «Разговоре о Данте» писал, что «образованность – это школа быстрейших ассоциаций». Знание – оно не ради себя самого, а ради того, чтобы внутри музыка звучала. Понимание мира и искусства – это величайшее на свете счастье.
Никогда не забуду, как впервые увидела в Прадо «Менины»: когда попадаешь во власть этого магнетического пространства и понимаешь, почему Лука Джордано назвал творение Веласкеса «теологией живописи», а тут появляется группа американцев с гидом. «Перед вами шедевр, который считается самой знаменитой в мире картиной, – громко артикулируя произносит тетенька, – на ней служанки-менины подносят инфанте Маргарите agua de azahar – воду, настоенную на цветах цитрусовых – кока-колу ХVII века. Пройдемте к Мурильо». А вы говорите – дилетантизм…
С другой стороны, очень важно не забывать, что все мы в какой-то мере дилетанты. Абсолютным знанием не обладает никто, к нему можно только стремиться, понятное дело, в своей области, но именно ощущение, что в мире столько нового и еще неведомого, позволяет двигаться вперед и удивляться. «Здоровый дилетантизм» – как катализатор.
Лет пять назад я познакомилась с сотрудницей Прадо, которая сопровождала веласкесовского «Принца Бальтасара Карлоса», когда его выставляли в Пушкинском. Она потом пригласила меня в реставрационные мастерские Прадо, куда «посторонним вход строго воспрещен», там все люди занятые, но главный специалист по Эль Греко – он как раз реставрировал «Эсполио» из толедского Собора – согласился уделить десять минут.
В результате мы проговорили два часа, я – дилетант – с упоением разглядывала его работу, он, видя такой интерес, показывал все новые и новые «секретики». Потом его коллега – реставратор по дереву – принес старую фламандскую раму… в общем, по «Касабланке», «это стало началом прекрасной дружбы». Отдел реставрации теперь просто дом родной, они все так радуются, когда я приезжаю, говорят, что коллегам показывать свои работы не так интересно, как мне – дилетанту, и искреннее, «незамыленное» восприятие дорого стоит. В общем, We’ll always have Paris, мастерские в Прадо – мой персональный рай. Спасибо судьбе.
— И все-таки, как возник метафизический принцип развески в Прадо, о котором, по вашим словам, не догадывается сам музей?
Судя по всему, возник он случайно. Когда рассказала о своем «открытии» хранителю коллекции Гойи (а развеска Гойи как раз главная часть этой теории), она призналась, что идея совершенно логичная, но ей в голову никогда не приходила. Но, как говорится, «кто верит в случайности, тот не верит в Бога». Так что недаром Прадо – единственный музей в мире, где у развески есть метафизический центр, горизонталь и вертикаль. А подробности на лекции расскажу и покажу.
Когда Сальвадора Дали спрашивали «Ну, что нового?» – он всегда отвечал: «Веласкес. Ныне и присно». Можем перефразировать: «Искусство и Прадо. Ныне и присно и во веки веков».
#
Беседовал Илья Овчинников
Портрет Татьяны Пигаревой предоставлен клубом интеллектуального досуга Lemanika
Лекторий Lemanika приглашает на очередной просветительский вечер в Женеве. Филолог-испанист, искусствовед, писатель Татьяна Пигарева прочтет авторскую лекцию «Прадо. Тайны мадридского двора».
18 мая (пятница) 19:30 — 21:30 Fonction: Cinema — Maison des Arts du Grütli / 1204 Genève
Дополнительная информация и прямые ссылки для приобретения билетов на сайте лектория Lemanika.
Обратите, пожалуйста, внимание: лекторий Lemanika предоставляет возможность прослушать лекцию онлайн в режиме реального времени или в записи. Чтобы узнать подробности, выберите на сайте Lemanika ссылку «онлайн-участие».
Другие иллюстрации:
«El Museo del Prado en 2016, Мадрид, Испания». (© Эмилио Дж. Родригес Посада)
Альбрехт Дюрер. «Автопортрет». 1498. Музей Прадо, Мадрид. (Общественное достояние)
Рафаэль Санти. «Святое семейство с агнцем». 1507. Музей Прадо, Мадрид. (Общественное достояние)
Диего Веласкес. «Менины (Фрейлины)». 1656. Музей Прадо, Мадрид. (Общественное достояние)
Поделитесь публикацией с друзьями