Александр Хургин. Ожидание войны
(© people.onliner.by)
Литклуб

Александр Хургин. Ожидание войны

Начала войны ждали с минуты на минуту. Года три уже как ждали. И всё с минуты на минуту.

Сознательные граждане надели лучшие свои костюмы и галстухи, надели и в предвкушении не снимали. А сознательные гражданки вымыли окна, и стёкла в них засверкали на ласковом предвоенном солнце. В квартирах произвели генеральную уборку. Как перед Рождеством или Первым мая. Пропылесосили зимние вещи и личное стрелковое оружие, вымыли до блеска боеприпасы к нему — все, вплоть до противотанковых мин и гранат. Съездили в супермаркеты и купили впрок самых лучших, самых калорийных продуктов — вдруг война затянется до следующих выходных или ещё дольше, и начнутся перебои с французским сыром, итальянской пиццей, тюрингскими сосисками или испанской клубникой. А также и с пивом «Радебергер» и «Будвайзер». Да, и с дынями. Испанскими же, как и клубника, дынями. Ну, нанесут, допустим, враги удар по бахчам, аэродромам и автобанам — вот тебе и перебои. В общем, граждане сделали всё возможное для того, чтобы война протекала сыто и комфортно. Всесторонне подготовившись. Многие даже приняли ванну, плюнув на экономию воды и тепла. Теперь оставалось только дождаться.

— Хуже всего ждать и догонять, — сказал гражданин Корбах верной своей жене, гражданке Корбах.

— Да, — поддакнула ему верная жена и гражданка, — и они посмотрели вертикально вверх, в глубину голубизны неба.

В небе летал туда-сюда самолёт военно-воздушных сил. И граждане задирали головы и с надеждой на ковровую бомбардировку вглядывались. Звук мотора приближался и достигал их слуха. Самолёт вхолостую пролетал мимо, и граждане головы опускали. Потом поднимали их опять. Как заведённые. Как по команде сверху.

— Может, это наш самолёт? — спросила гражданка Корбах у гражданина Корбаха.

— Судя по характерному грозному гулу и вою, а также по узнаваемым пятиконечным крестам на фюзеляже — может, и наш, — ответил гражданин Корбах гражданке Корбах. — Но вообще-то чёрт его знает. Может вполне оказаться перекрашенным разведчиком врагов.


image description
image description

— Что значит фюзеляж, и почему мы не сбиваем этого разведчика нашей победоносной системой ПВО с цифровым программным управлением? — не поняла гражданка Корбах.

— Фюзеляж — это… — гражданин Корбах окинул корпус гражданки Корбах скользящим взглядом и сказал, сомневаясь в душе: — По стратегическим мотивам не сбиваем. В войне же главное — это стратегия, а не какой-то там единичный самолёт тактического назначения.

— Но он же летает, — сказала гражданка Корбах. — Летает.

— Ну и хрен с ним, — ответил гражданин Корбах, — на то он и самолёт, чтоб летать, а не плавать или нести чепуху.

— Тогда, может, пойдём обедать? — намекнула гражданка Корбах. — Раз всё равно войны нет.

— Подождём ещё, — сказал гражданин Корбах и посмотрел на часы. — Минут десять-пятнадцать. Видишь, все ждут.

Все действительно ждали. То есть мужественно продолжали ждать, хотя в животах давно урчало. Ждали, если не победы над врагом, то хотя бы начала боевых действий. Или на самый худой конец официального объявления войны, неизбежно ведущей от всеобщей мобилизации к безоговорочной капитуляции врага. К победе, одним словом, ведущей. Как минимум, к победе одной из сторон.

А обед неумолимо близился, урчанье было уже слышно не только внутри животов, но и снаружи. А война всё не наступала. Потому что её не объявляли. И толпы на площадях от этого нервничали.

— Вы заметили? — сказал гражданин с тиком согражданам. — Численность нервных людей в стране увеличивается с каждым днём.

— Заметили, — сказали сограждане и стали озираться по сторонам. И пристально вглядываться во всех и вся, а особенно в двери кафе и забегаловок — не закрыты ли они случайно по случаю приближения войны и её последствий.

— Война должна быть долгожданной, — сказал гражданин Корбах, один из самых мыслящих и вместе с тем умных сограждан, — а иначе никакого от неё удовольствия.


image description
image description

— Кстати, а с кем ожидается война? — спросил подозрительный с виду тип, наверно, шпион.

А другой, не менее подозрительный тип, ему ответил:

— А почему вы интересуетесь? Из простительного любопытства или почему-то ещё?

— Может, с русскими? — проигнорировал вопрос первый подозрительный тип.

— Нет, с русскими война уже была, — ответил ему человек, похожий на школьного учителя географии. — Скорее уж с арабами или с немцами. Да и какая в сущности разница? Война, она и в Африке война.

— И что, в ней может кто-нибудь погибнуть? — этот вопрос задала предполагаемому учителю дама в шляпке без вуали. Потому что такой поистине дурацкий вопрос могла задать только дама и только без вуали в шляпке.

— Кто-нибудь, наверное, может. Но мы надеемся на лучшее.

— А лучшее — это что?

— Лучшее — это война, — сказал гражданин Корбах. — Что может быть лучше войны?

— Лучше войны? Нет-нет, ничего.

— Война — это дисциплина, мужество, братство!

— Это в конце концов! Победы! Ликование! Трофеи!

— А русские, они какие? — сказал мальчик в праздничной бронежилетке.

— Русские-то? Да кто ж их знает. Они сегодня такие, завтра сякие, потом никакие. Но всё равно страшные, — объяснили ему родители.

— А я вот не боюсь русских, — сказал мальчик, — не боюсь.

— Глупый ты ещё, — сказали родители, — потому и не боишься.

— Я не глупый, я храбрый, — сказал мальчик.

— А храбрые, они обычно и глупые, — сказали родители. — Потому что умные — не храбрые, а бережливые. Умные умеют жить, а храбрые — только умирать умеют ради сомнительной победы над врагом. Что гораздо проще и не требует никакого специального образования.

— Да, как надо умирать за родину, знают все. Никто не знает, как надо за родину жить, — сказал учитель.

— Так кто враг, уже известно? — занервничала дама в шляпке. — Неужели эти идиоты ещё и врага не нашли? Это вообще уже ни в одни ворота не лезет. Мы же все с голоду помрём без обеда. И никакой войны не понадобится.

— С голода помирать неприятно. И о душе подумать некогда, — сказал толстяк, ожидавший начала войны в непосредственной близости от дамы. — Поскольку жрать всё время хочется так, что ни о чём другом думать уже не можешь.

— Вам довелось испытать голод на себе?

— А на ком же. Ещё как довелось. Когда от лишнего веса лечился. В институте красоты тела. Спасибо покойной маме, она мне тайно под юбкой колбасу носила. Хотя мама же меня туда и упрятала. В моих собственных интересах и в заботе о моём здоровье.

— «Помирать неприятно» — это хорошо сказано, — вмешался в разговор посторонний военный в штатском. — И от голода так же неприятно, как от войны.

— Зато на войне человек живёт полной, так сказать, грудью, — сказала дама.

— На войне человек не живёт, на войне человек воюет. А живёт он до войны. Он даже после войны не живёт. Потому что забывает, как это делается.

— Значит, мы сейчас живём?

— А что же вы сейчас? Конечно, живёте. Дышите вон, говорите ерунду, самолётом любуетесь снизу, ждёте. Чем не жизнь!

— Нет, по-настоящему человек начинает жить, только когда его жизнь оказывается под угрозой. До этого он живёт обычно, как последний болван.

— Если человек болван, он в любом случае живёт как болван. Под угрозой тем более.


image description
image description

— На кого это вы намекаете? — вступил в этот беспредметный разговор гражданин Корбах.

— На человека намекаю, — ответил ему военный в штатском. Считая, что ответил достойно.

Но Корбах считал по-своему:

— Человек ничто, — считал он. — Народ — всё.

— Войны давно не было — все или почти все воевавшие вымерли, и случись новая война, народ обязательно окажется к ней не способным. Поскольку в народе преобладают люди мирного времени. А их к войне нужно готовить и приучать.

— Вы хотите сказать, что мы не способны к войне?! — не поверила своим ушам дама в шляпке.

— Хочу, — сказал военный в штатском.

— Да он шпион, — сказал учитель.

— И провокатор, — сказал гражданин Корбах.

— Бей его, — сказал мальчик, который не боится русских, и толпа рванулась к военному, чтобы его разорвать на части.

Но военный достал из кармана гранату, выдернул чеку и сказал:

— Ложись!

И ещё сказал:

— Сволочи.

Толпа, не раздумывая, легла на брусчатку, прижалась к ней тысячами животов и прикрыла затылки руками. И замерла. Только военный остался презрительно возвышаться над лежащими.

— Я ж говорил, что к войне народ не готов, — сказал он. И: — Ладно, — сказал, — вставайте. Муляж это. Игрушка. Учебное, мать бы его, пособие.

Но ему не поверили. И не встали. Военный повертел головой и бросил гранату в ближайшую урну. Лежащая толпа в ужасе взвыла. А военный, переступая через тела, пошёл в кафе. В котором тоже все уже лежали.

— Официант, — крикнул военный.

Официант подполз к столику и протянул снизу карту вин и меню. Военный сделал заказ, и официант уполз.

И тут самолёт сбросил первые осенние бомбы.

— Чёрт, как не вовремя, — сказал военный. — Принимать пищу под бомбами — только продукты переводить.

За первым привычным самолётом появился второй, третий и так далее. И из них тоже посыпались бомбы.

— Как из рога изобилия, — сказал гражданин Корбах и трагически погиб.

— Сыно-ок! — завопил какой-то мужчина. — Сыно-ок…

— Говорила тебе — пойдём обедать, — проворчала лёжа на боку гражданка Корбах, — «нет, подождём, подождём»…

Официант подполз к военному с бутылкой «Бордо» и тарелкой мяса. Военный принял всё это и поставил, пригнувшись, на соседний стул.

— Не могли бы вы расплатиться? — сказал где-то в ногах официант.

— После того, как поем.

— После может быть поздно.

— Расплатиться никогда не поздно. Было бы с кем расплачиваться.

Официант уполз, без денег и без надежды на них. Работы у него потихоньку прибавлялось. Народ начал короткими перебежками расползаться с площадей по близлежащим кафе. Нетронутые осколками граждане расползались быстрее, раненые — медленнее. Но всё равно расползались. Война — это, конечно, прекрасно, а обеда собой не заменяет.

Люди лёжа устраивались у столов, делали заказы. Повара героически варили и жарили. Официанты не менее героически и к тому же по-пластунски обслуживали посетителей. Посетители живо шутили на темы войны и мира и ели, держась к полу поближе. На всякий случай. И никто не спешил расплатиться, что очень огорчало официантов. В общем, жизнь, прерванная на обед, продолжалась. Несмотря на бомбы, несмотря на раненых и убитых, несмотря на войну. Которую слава тебе господи дождались. Хотя многие уже не рассчитывали.

2011

#

Александр Хургин

Читайте рассказы Александра Хургина в разделе автора в нашем интернет-журнале «Швейцария для всех» и на странице Александра Хургина в интернете.

 

Поделитесь публикацией с друзьями

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Похожие тексты на эту тематику