Песни с мертвыми. Андрей Архангельский — о 9 мая в Трептов-парке
Вид на советский воинский мемориал в Трептов-парке. Адаптировано. 4 января 2012 г. (© SteSus85. Creative Commons Attribution-Share Alike 4.0 International license)

Песни с мертвыми. Андрей Архангельский — о 9 мая в Трептов-парке

Трептов-парк в восточной части Берлина на берегу Шпрее известен главным образом гигантским мемориалом воинам Красной армии, павшим в боях за Берлин. Что за люди собрались здесь во второй четверг мая на третьем году кровопролитной войны России против Украины и демократии? Каким языком говорил День Победы?

Журналист и культуролог Андрей Архангельский поделился своим мнением на «Радио Свобода».

9 мая я провел в берлинском Трептов-парке, где традиционно отмечает День Победы пророссийское комьюнити, лояльное путинскому режиму. У автора нет задачи писать репортаж; тут скорее попытка понять — что за сообщество. Ибо оно во многом срез, сгусток именно советского — как совокупности поведенческих практик и реакций. Срез при этом универсальный, поскольку здесь не столько россияне, сколько именно интернационал — в последнем его изводе. Те, кто уехали из бывшего СССР в начале-середине 1990-х и часто даже Путина еще не заставшие.

Поэтому у них нет, как правило, той снисходительной «велички», нового барства, которое появилось у россиян уже в 2000-е. Но благодаря телевизору они так же хорошо впитали основные тезисы пропаганды (первая случайно услышанная фраза — «…а Грушевский сидел в Австрии и придумал историю Украины»). Кроме того, эти люди в точности воспроизводят канон празднования Дня Победы — в первую очередь как знак лояльности российской власти.

И здесь первый парадокс: экономически жизнь этих людей вполне сложилась (судя по маркам машин на стоянке вдоль парка хотя бы) — но эмоционально они остаются в таком позднесоветском состоянии «бедной злости». Все это подтверждает тезис «Левада-центра» 1994 года — о том, что советский человек самовоспроизводится уже после распада СССР — и никакие внешние, в том числе экономические, наглядности не затрагивают его сознания, не формируют новые политические инстинкты.

Любая символика — флаги, георгиевские ленты, униформа — здесь уже несколько лет как запрещена; соответственно, никаких младенцев в колясках, переделанных под танки, и пилоток, надетых поверх мелированных прядей, тут нет (встретился, правда, роскошный кокошник).

Отсутствие формы, однако, тем ярче подчеркивает, обнажает мировоззренческое содержание — его канон, сердцевину. Феномен победобесия — главного эстетического воплощения путинизма (похвальба количеством жертв прошлых войн и туманное обещание «повторить»). Два противоположных полюса праздника: умильная сентиментальность — и яростное, агрессивное неприятие другой точки зрения.


image description
image description

Желание отгородиться от новой реальности после 24 февраля – один из подлинных смыслов праздника

…Сбоку от монумента скорбящей матери — небольшая выставка тех, кто против путинской войны. На стендах представлены фотодокументы других войн: Афганистан в 1980-е, Чеченская республика в 1990-е; Сирия в 2010-е — и, конечно, Украина. Особо нервную реакцию у прохожих вызывает, однако, стенд с названием Putinismus (описывающий новую форму диктаторства 21-го века). Первая реакция празднующих — яростное удивление: «кто допустил». Затем бессознательное озирание — как бы в поисках «начальства», которое должно пресечь безобразие.

Немолодой мужчина совершает демонстративные манипуляции с телефоном, приговаривая: «Учтите, я все записываю». «Перепишу фамилии, сообщу куда надо» — как говорили в моем советском детстве. Две дамы подходят к стендам; одна из них опять-таки инстинктивно оборачивается в поисках «власти» — и вдруг в то же мгновение осознает, что пожаловаться некому, нет такого «милицанера». В глазах ее поэтому читается тоска — и она бросает громко: «Чушь какая-то».

Да, видеть фотографии жертв, разрушенных украинских домов — оскорбление чувств, нарушение стройной картины мира. Беззаботное распевание «Катюши», собственно, является такой же попыткой оставить «все как было». Желание отгородиться от новой реальности после 24 февраля — один из подлинных смыслов праздника сегодня.

Такую же реакцию вызывают и выступления немногих, кто осуждает войну в Украине. Примерно каждые двадцать минут находятся те, кто пытаются сорвать выступление, агрессивно выкрикивают ругательства. Они не боятся вступать в конфликт с местной полицией (живя в Германии давно, они знают свои права; но — парадокс — этот опыт не приучил их уважать права других). Они считают Трептов-парк 9-го мая «своей» территорией, на которую зашли чужаки.

Главное событие дня — приезд сюда представителей ультрапатриотического мотоклуба «Ночные волки» (тех, у кого, по-видимому, есть европейские паспорта). Оставив своих железных коней у входа в парк, они молча обходят территорию группами по 15-20 человек, как бы проверяя происходящее на соответствие патриотическому канону, – зрелище, надо сказать, не для слабонервных. Группу сопровождает — буквально каждый их шаг — не менее внушительный отряд берлинских полицейских. Которые уже знают, что теперь в парке представлены две России — которые нужно охранять друг от друга.

Неспособность понять, что после 24 февраля «все изменилось», беззаботность и бесчувствие

И еще одно общее наблюдение. Эстетика праздника с годами все более умалышивается, мультиплицируется. За общим инфантилизмом уже давно нет осознания трагедийной невообразимости самого явления по имени Вторая мировая война. «Пластмассовый мир победил» — пел Егор Летов по другому поводу; пластмассовость бесчувствия сливается с эстетикой стимпанка — теми же кожаными доспехами «ночных волков». Постапокалиптический пейзаж.

Во-вторых, праздник являет собой пример, что называется, доречевой, дословесной культуры: почти отсутствует навык переводить чувства в слова, над всем царствует бессловесный жест. Смысл целиком передоверяет себя фону — звучащим в динамиках песням военных лет, которые и являются единственным выражением чувств.

И вдруг становится заметно, насколько это отмирающая культура. Как точно обозначил это психологическое состояние БГ: «песни с мёртвыми на ржавом ветру». Неспособность понять, что после 24 февраля «все изменилось», беззаботность и бесчувствие. Игнорируя реальность, путинская пропаганда, однако, сама же и уничтожает остатки «морального основания» своих геополитических претензий.

Возможно, это еще не так заметно в самой России — насколько все это перестает «звучать». И язык победы претендует уже не на универсальность, всемирность, как когда-то, а, напротив, является маркером самоотрешенности, выпиливания себя из современности. Попытка праздновать «как ни в чем не бывало» становится, напротив, лакмусом психической неадекватности.

Изображение:

Вид на советский воинский мемориал в Трептов-парке. Адаптировано. 4 января 2012 г. (© SteSus85. Creative Commons Attribution-Share Alike 4.0 International license)

Поделитесь публикацией с друзьями

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Похожие тексты на эту тематику