Александр Хургин. «Кошка в камере»
Литклуб

Александр Хургин. «Кошка в камере»

«Родился я довольно давно, в 1952-м году. То есть при товарище Сталине. Родился в Москве, до пятидесяти лет прожил в Днепропетровске, а теперь и вовсе занесло меня в страну Германию. То есть случай мой с литературной точки зрения вполне несчастный.

Если к этому ещё прибавить, что по образованию я инженер-механик (специальность «горные машины и комплексы»), отработавший этим самым инженером девятнадцать лет как под землёй, так и на её поверхности, то объяснить, откуда взялось всё написанное и более того, напечатанное — не могу даже я сам», — пишет Александр Хургин на своем сайте https://khurgin.de/.

Автор двенадцати книг прозы, многочисленных публикаций в литературных журналах, участник многих антологий в России, Германии, США, Румынии, Александр Хургин продолжает литературное творчество и в немецком Кемнице, где живет сейчас. В нынешнем году писателя за цикл рассказов «Свет в конце подвала» наградили премией Бабеля.

Schwingen.net связался с Александром Хургиными. И теперь у наших читателей есть возможность познать «тиранию вкуса», как определял это качество литературы сам Исаак Бабель.

Александр Хургин. Кошка в камере

Котёнка он выпросил у посылочных девушек. Это те, что у родственников с воли посылки принимают. У них там целое кошачье царство. И котёнок этот жил с ним уже два года. И превратился из котёнка в кошку. Вадик по камерам шесть лет почти, а кошка с ним, значит, два. Хотя она совсем уж ни в чём не виновата ни сном ни духом. Даже по закону.

Оно, если честно, так и Вадик не виноват. Во всяком случае, в том, в чём его обвиняют. Не зря же пять лет ничего путного ему предъявить не могут. Уже столько следователей сменилось, столько прокуроров. А как адвокат в суде тронет то, что они своими ментовскими мозгами сваяли, так всё сразу и разваливается на составляющие мелкие части. Или расползается по швам. А выпустить Вадика уже нельзя, невозможно.


image description
image description
Туллио Зановелло строит бильд-машину и помогает Украине
| Искусство, Общество

Туллио Зановелло строит бильд-машину и помогает Украине

Художник и композитор Туллио Зановелло создает мультимедийную бильд-машину, посвященную Украине, и помогает украинским волонтерам. «Швейцария для всех» рассказывает о швейцарском...

«Московские конвенции» как «нормы» агрессивной войны
| Новости, Общество

«Московские конвенции» как «нормы» агрессивной войны

Россия систематически нарушает Женевские конвенции. «Московские конвенции» по форме напоминают международный оригинал, но отличаются по содержанию. Документальная книга свидетельствует о...


Что ж, зря столько лет его в тюрьме держали, изолируя от общества в интересах следствия? И это в свободной демократической стране, идущей семимильными шагами назло всему человечеству. Нет, так не бывает. Так все в дураках оказываются. И репутация страны со всеми её внутренними органами непоправимо страдает в глазах мировой общественности, на которую стране плевать, но всё-таки – и следователи по особо важным делам, и государственные обвинители, и судья высокого районного суда Галюнина. Все страдают и все в полных дураках. А все в дураках быть не могут. Не имеют права. Тем более после успешной переаттестации.

Конечно, с кошкой у него хлопот прибавилось. Но это и хорошо. Есть чем себя занять, есть о ком заботу проявить. И человеком себя почувствовать лишний повод. Несмотря на античеловеческие условия жизни. Кошке же эти условия вполне годятся. Она и не к таким условиям может приспособиться. Спит себе у него на подушке. Свернувшись. Ест, что есть. Даже хлеба может пожевать. А главное, трётся лбом о подбородок, тычется мокрым носом и урчит в ухо.

По правилам содержания под стражей никакую кошку в камеру нельзя, не положено – это ясно. Но если у родственников или друзей есть деньги, то можно и не такое. А кошка и смартфон, и передачки, и душ каждый день – это всё мелочи и пустяки. Плати – и пользуйся благами двадцать первого века. Мойся с ног до головы на здоровье, ходи в интернет и чеши за ушами свою кошку хоть сутки напролёт.

Кстати, в последнее время у него и компания подобралась приличная. В смысле, сокамерник Жора. С ним даже поговорить можно на разные темы. Адвокат всё-таки, защитник. И эрудит. В разумных пределах. Правда, поначалу этого Жору прикручивали ему в качестве назначенного адвоката. Чтобы он его топил, а подельников выгораживал. И у него это, кстати, неплохо получилось – подельники на свободе давно гуляют.

Адвокатом Жора был хорошим. Своё дело знал. Ну а потом он воевать уехал. В Ростовскую область. То ли из патриотизма, то ли сдуру, то ли от долгов каких-то прячась (на этот счёт есть разные мнения) – и там, на фронте, пристрелил, значит, эфэсбэшника, который какую-то контрабанду с украинской стороны контролировал. Жора и не знал, кто он, и убивать его не собирался. Но если бы он этого эфэсбэшника не пристрелил, эфэсбэшник пристрелил бы его. Потому что а ля гер, ком а ля гер, как говорится.

А теперь, видно, совесть у этого Жоры проснулась, и он устроил, чтоб Вадик сидел с ним в VIP-камере. У него же там полное СИЗО друзей-товарищей. И они сидели втроём, как белые люди. Вадик, Жора-адвокат и кошка Люся. В общем, сидеть можно. Если б ещё знать – сколько. А то ведь опять прокурор какой-то новый. Нашли пацана, вчера юрфак окончившего, и воткнули в дело. Под занавес. И он, любуясь собой, попросил у суда пожизненного. Ему адвокат Вадика в личной беседе говорит:

— Какое пожизненное? Ты ж знаешь, что он не виноват.

Прокурор говорит:

— Догадываюсь.

— Ну? – адвокат говорит.

А прокурор:

— Так надо. – И пальчиком указательным в небо тычет. Подонок.

То есть ФСБ, наверно, уже просто потребовало – мол, делайте, что хотите, а преступник должен понести заслуженное наказание, хоть он его и не заслужил. Чтоб другим неповадно было. Это ж вам террор, а не хрен собачий.

Небось, опасались, что если начнёт кто-нибудь по-настоящему рыть, так ров в ФСБ и приведёт. Больше-то некуда. Никто, кроме этой гениальной конторы, не додумался бы в урны на остановках взрывпакетов накидать. Зачем — сейчас уже никто и не помнит. То ли уличные протесты запретить хотели под предлогом грозящей опасности, то ли гайки закрутить решили. Да сейчас это и неважно. Важно, что за взрывы эти идиотские должен был кто-то ответить.

Посадить первых попавшихся под руку везунков, посадили без проблем. Но требовались же преступники. Чтоб суд, приговор, чтоб всё как в кино. И чтоб доказательства налицо. Неопровержимые. Хоть из говна слепи эти доказательства. Вот следствие их из него и лепило. Без особого, правда, успеха.

А Вадик всё это время в тюрьме жизнь свою единственную проживал, в следственном изоляторе изо дня в день. Шесть лет. Выньте из своей жизни любые шесть лет подряд, и вы поймёте, как это много. И он жил их сначала в общей камере, потом один, потом, слава богу, с кошкой. А потом и с адвокатом.


image description
image description
«Московские конвенции» как «нормы» агрессивной войны
| Новости, Общество

«Московские конвенции» как «нормы» агрессивной войны

Россия систематически нарушает Женевские конвенции. «Московские конвенции» по форме напоминают международный оригинал, но отличаются по содержанию. Документальная книга свидетельствует о...

Туллио Зановелло строит бильд-машину и помогает Украине
| Искусство, Общество

Туллио Зановелло строит бильд-машину и помогает Украине

Художник и композитор Туллио Зановелло создает мультимедийную бильд-машину, посвященную Украине, и помогает украинским волонтерам. «Швейцария для всех» рассказывает о швейцарском...


И ему эту жизнь продляли в судебном порядке. То на два месяца, то на четыре. Судья говорила, что закон им в крайнем случае это позволяет. Он всё им позволял, закон их. А ещё говорила судья, что она сама и есть тут закон. Который суров. И жизнь это подтверждала. Жора-адвокат его дёргал, надо, говорил, что-то делать, а не то эта б..дь продержит тебя за решёткой до пенсии своей б..дской.

— Что делать? – не понимал Вадик.

— Идти на сделку со следствием.

— Так они предлагают сознаться, что я два теракта устроил. И за это мне десять лет дадут.

— Вот видишь. Всего десять лет.

— Ага. Я сознаюсь, а они пожизненное мне. Да?

— Не факт. Ты ж апелляцию подашь. А в высшей инстанции пожизненное не утвердят без доказательств. Коих у них нет.

— Да у них все везде свои. Во всех инстанциях. Они сразу предупредили, подам апелляцию – хуже будет.

— Хуже? А куда ж хуже?

— Тебя что, опять мне подсунули? – ругался Вадик. – И что на этот раз ты должен для меня сделать?

Жора-адвокат на него обижался и до утра не разговаривал. У него и у самого дела шли не слишком. Тем более после того, как его в своей речи по телеку упомянул сам генпрокурор. Лично.

«Интересно, какая сволота в речь ему меня вставила», — думал Жора. И перебирал в уме всю возможную сволоту. Но её набиралось слишком много. Сволоты почему-то всегда бывает слишком много, а не слишком мало, поэтому вычислить, кто именно подложил ему эту свинью, не представлялось возможным. И что особенно противно, никакой сделки с собой следствие Жоре не предлагало. Следствию на его счёт всё было понятно. И улик у него было дохренища.

А утром он говорил Вадику:

— Делай, конечно, как знаешь, но никакого пожизненного они тебе не дадут. Не дадут они тебе пожизненного – вот те крест. Потому что любой суд – хоть городской, хоть верховный – сразу поймёт, что дело сшито. И если, не дай бог, захочет разобраться, кем и зачем… Им всем тут места мало будет. От этой суки Галюниной и до остальной их шоблы.

— Жаль я не доживу, — говорил Вадик, – до верховного суда. Они ж, как ты знаешь, не спешат. Им спешить некуда.

…А тут, значит, вернулся Жора-адвокат от следователя. Вздрюченный, весь в поту и злой, как собака. Вернулся и сразу:

— Они не тебе пожизненное дадут, они мне его дадут. Мне! – и как пнёт кошку Люсю.

Она о его ногу потереться хотела. Этой самой ногой он её и пнул. В живот под рёбра. Люся отлетела и молча о стенку ударилась. Всем телом. А Вадик вздрогнул, это увидев, встал с койки – тоже молча – и взял адвоката за горло. Холодными пальцами. И стал бить его головой о стенку. О которую Люся ударилась. Бьёт и приговаривает:

— Теперь дадут мне пожизненное. Дадут. Теперь обязательно мне его дадут, твари.

2018-2020

Александр Хургин

 

Премия Бабеля

Одесскую международную литературную премию имени Исаака Бабеля учредил в 2017-м Всемирный клуб одесситов. Ею награждают лучший рассказ или новеллу на русском языке, чтобы привлечь внимание к современной литературе и увековечить память выдающегося писателя XX века (http://babel-premia-odessa.org.ua/).

Исаак Бабель родился в Одессе в 1894-м. Убедительно и ярко описал одесситов в своих емких рассказах, как и гражданскую войну на территории Российской империи (1917-1922). А в 1940-м Бабеля расстреляли, имя запретили. В 1954-м реабилитировали, через два года вернули в советскую литературу.

Условия премии Бабеля привлекательны для авторов: ограничений по возрасту, национальности, месту жительства, месту публикации нет. Зато имеет значение литературный уровень текста. Конкурсные работы принимаются обычно с 15 января по 15 апреля. Рассказы-победители переводятся на украинский и предлагаются к публикации в альманахах Украины.

#

Иллюстрация к тексту:

Снимок фотохудожника Ольги Вартанян. Коллаж schwingen.net

 

Поделитесь публикацией с друзьями

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Похожие тексты на эту тематику