Ильма Ракуза. «Заметки»
Литклуб

Ильма Ракуза. «Заметки»

Глава LXIV из книги «Мера моря. Пассажи памяти» Облупленные фасады, и подворотни как норы: мрачные. Забейся. (Общество кротов.)

Вода с крыши через водосточную трубу льется прямо на тротуар. Прыгай через ручей или ломай себе ноги на льду.

Достоевский любил угловые дома. Они еще стоят, и Раскольников недалеко.

Нищих нет. В подземном переходе мужчина с котомкой, удрученный. Следом за ним два инвалида войны. Вид у них безучастный, они словно полумертвые.

На Невском мелькают лица, потрепанные шапки. Никто ни на кого не смотрит.

Юра: знаешь, как мы опознаем иностранцев? Они смотрят в глаза. А наши взгляд отводят. Одета я неприметно, послушно стою в очереди за хлебом. И все же меня «опознают». Самый лучший комплимент, если меня принимают за эстонку или грузинку.

Школьники в Эрмитаже: сосредоточенные, дисциплинированные. Особенно те, что из деревни. Ослеплены золотом и мрамором. (И на ногах мягкие фетровые тапочки.)

Немногие «действующие» церкви: параллельный мир. В нем нет места ни серости коммунистической идеологии, ни серости будней. Иконы светятся, ладан благоухает, молитвы и песнопения возносятся к небесам. В этом и красота, и утешение.

"Невский проспект". Автор снимка ленинградец Владимир Исаакович Мазин.
«Невский проспект». Автор снимка ленинградец Владимир Исаакович Мазин.

Русское смирение? Верующие женщины в платочках демонстрируют это, бесконечно крестясь перед каждой иконой. Перед каждой могилой.


image description
image description
ZFF-20. Охота пуще неволи, или «Русские на войне»
| Искусство, Общество

ZFF-20. Охота пуще неволи, или «Русские на войне»

20-й Международный Цюрихский кинофестиваль приглашает профессионалов и поклонников кинематографа в Швейцарию с третьего по тринадцатое октября. Для публики приготовили сотню...

Минное поле русского языка. Сергей Бережной – о словесном напалме
| Новости, Общество, Школа

Минное поле русского языка. Сергей Бережной – о словесном напалме

«Патриотизм», «вынужденная мера», «сохранение стабильности», «отрицательный рост», «избиратель»...  Какие приемы использует тоталитарная пропаганда, чтобы исказить значение и восприятие привычных слов?...


В книжных магазинах: Ленин без конца, кое-кто из старых классиков и советская литература соцреализма. Нет даже собрания сочинений Достоевского. Я бываю у (немногих) букинистов, у них выбор несколько разнообразнее. Однако вывозить дореволюционные издания запрещено.

Женская мода по существу ограничивается обувью, пальто, шерстяными и меховыми шапками. Очень любят вязаные вещи. (Общее впечатление: простенько и провинциально.)

А есть ли в Л. Свидетели Иеговы?

В кафе «Север» торты в многоэтажном изобилии, и официантки под стать (толстощекие, объемистые, с белыми, как сметана, лицами). Если мне нужен мощный заряд калорий, я беру увесистый кусок торта.

Даже среди зимы здесь едят мороженое. Мороженщики вездесущи.

В русские уменьшительные формы влюбиться можно. Они делают язык нежным. Голубушка, солнышко, дядюшка. Когда гардеробщица видит, что я отчаянно пытаюсь что-то найти, она успокаивает меня словами: «Только не волнуйся, доченька, ключик сейчас найдется».

Туалеты – это кошмар. Я не осмеливаюсь тронуть разболтанную задвижку. Упаси боже оказаться запертой в этой аммиачной вони. (Однажды я с подобным ужасом уже столкнулась: в детстве, в дрянном туалете итальянского ресторана. Клаустрофобия осталась…)

Огромная Дворцовая площадь глотает людей поодиночке и целыми шествиями. Чудовище. Обрамленное трехэтажным зданием Генерального штаба с его семьсот шестьюдесятью восемью окнами и – напротив – Зимним дворцом. Я стараюсь не думать о том, что здесь было в «Кровавое воскресенье» (9 января 1905 года) и во время октябрьского переворота 1917 года. Террор, бойня. И как все это пережил Александрийский столп.

Идем с Юрой по Петроградской стороне, где стоит соборная мечеть. Бирюзовый восток. Купол повторяет купол гробницы Тимура в Самарканде. В финансировании (1912) участвовал Бухарский эмир. Не подозревая, что чуть позже Троцкий будет произносить здесь пламенные речи.

Пушкинский дом: место, где собирается академическая элита. Когда Дмитрий Лихачев делает доклад о «другом» русском ренессансе, все здесь, корифеи искусствознания и литературоведения. И Лидия Гинзбург, которая выдержала все девятьсот дней блокады.

"Медный всадник". Автор снимка ленинградец Владимир Исаакович Мазин.
«Медный всадник». Автор снимка ленинградец Владимир Исаакович Мазин.

Когда гуляют воспитанники военных училищ, когда матросы в бело-синей форме и бескозырках с ленточками текут по площади Декабристов, настроение поднимается. Какая-то свежесть, опрятность, праздничная радость исходит от них. Даже крейсер «Аврора» кажется не таким застывшим.


image description
image description
ZFF-20. Охота пуще неволи, или «Русские на войне»
| Искусство, Общество

ZFF-20. Охота пуще неволи, или «Русские на войне»

20-й Международный Цюрихский кинофестиваль приглашает профессионалов и поклонников кинематографа в Швейцарию с третьего по тринадцатое октября. Для публики приготовили сотню...

Минное поле русского языка. Сергей Бережной – о словесном напалме
| Новости, Общество, Школа

Минное поле русского языка. Сергей Бережной – о словесном напалме

«Патриотизм», «вынужденная мера», «сохранение стабильности», «отрицательный рост», «избиратель»...  Какие приемы использует тоталитарная пропаганда, чтобы исказить значение и восприятие привычных слов?...


В гостинице «Европейская» ничего европейского нет. Проституция и офицеры КГБ, мрачный коктейль. Иностранцы как в гетто. Никакой модерн не спасает. И даже свободолюбивый жест бронзового Пушкина (с гранитного постамента в прилегающем сквере).

В Зеленогорск на Карельском перешейке мне нельзя. Радиус моих передвижений не должен превышать тридцать километров от центра города. Для более дальних расстояний нужно официальное разрешение. Я в тюрьме, «загнана внутрь»? Нет, Ленинград уже сам по себе приключение.

Грусть терзает время от времени, тогда серые тона то, что нужно. Бот и курток на ватине, мостовых и асфальта.

Где же Слава Ростропович со своей виолончелью? Рихтер играет, он нет. Напоследок в Страсбурге он мне советовал сосредоточиться на одном. Одна мощная струя лучше, чем десять слабых. И вот я здесь, библиотечная мышь, тружусь над исследованием об одиночестве.

Этот декадентский западный индивидуализм! Русское чувство общности, русское «мы» сильнее. В дружеском кругу я ощущаю это как солидарность. Никакой чопорности в обращении, никакого равнодушия. Если заболеешь, придут все. Соревнуясь друг с другом в готовности помочь.

"Атланты. Портик Нового Эрмитажа". Автор снимка ленинградец Владимир Исаакович Мазин.
«Атланты. Портик Нового Эрмитажа». Автор снимка ленинградец Владимир Исаакович Мазин.

Ты не развалишься.

А кто ремонтирует город?

И где свободная пресса?

И когда начнется «светлое будущее»?

Если здесь хотят покрестить ребенка, то делают это подпольно, не привлекая внимания.

Иначе грозят неприятности.

В общественных местах мало смеются. В общественных местах не рассказывают анекдотов, не затрагивают скользкие темы. У госбезопасности длинные уши. Даже студенческое общежитие «прослушивается».

Воскресным вечером перед гостиницей «Астория»: пьяных в стельку финнов загружают в ожидающий их автобус. Они дешево развлеклись, теперь пора возвращаться в будничную жизнь.

Пей, братишка. От бутылки водки на троих слегка шумит в голове. И еще раз. Забудь, как тебе паршиво.

Я не могу. Не могу, когда стол ломится (дни рождения, например), когда за шампанским пиво, за пивом водка, за водкой коньяк, за коньяком вино или наоборот. Тошнит от одного вида. Достаточно рюмки чистой водки под селедочку, и все.

"Подводная лодка на Неве". Автор снимка ленинградец Владимир Исаакович Мазин.
«Подводная лодка на Неве». Автор снимка ленинградец Владимир Исаакович Мазин.

Хотелось бы встретить разок Акакия Акакиевича Гоголя, двойников Достоевского и эксцентричного сенатора Аблеухова Андрея Белого. Интересно, их безумие домашнего розлива или порождение «города химер»? По которому бродят носы с генеральскими повадками.

«Мокрый, скользкий проспект пересекся мокрым проспектом под прямым, девяностоградусным углом; в точке пересечения линий стал городовой… И также же точно там возвышались дома, и такие же серые проходили там токи людские, и такой же стоял там зелено-желтый туман. Сосредоточенно побежали там лица; тротуары шептались и шаркали; растирались калошами; плыл торжественно обывательский нос. Носы протекали во множестве: орлиные, утиные, петушиные, зеленоватые, белые; протекало здесь и отсутствие всякого носа… Есть бесконечность в бесконечности бегущих проспектов с бесконечностью в бесконечность бегущих пересекающихся теней. Весь Петербург – бесконечность проспекта, возведенного в энную степень.

За Петербургом же – ничего нет». (Андрей Белый, «Петербург»).

#

Текст: Ильма Ракуза

Ильма Ракуза
Ильма Ракуза недавно публиковал (посмотреть все)

Автор снимков ленинградец Владимир Исаакович Мазин, в интернете слайды разместила его внучка, блогер 3oya, кадры относятся к апрелю 1969 года. (https://3oya.livejournal.com/)

 

 

От редакции: на https://schwingen.net/ впервые в интернете опубликованы четыре главы из книги Ильмы Ракузы «Мера моря. Пассажи памяти»: LXII. «ЛЛ или Лена forever», LXIII. «Времена года», LXIV. «Заметки», LXV. «Не прощаясь». Книгу легко найти и купить на сетевых ресурсах, например, https://ru.bookmate.com/books/qhcgh4Tl

Книга. Ильма Ракуза «Мера моря. Пассажи памяти».
© Ильма Ракуза, 2009

© Literaturverlag Droschl, Graz-Wien, 2009

© Владислава Агафонова, перевод с немецкого, 2015

© Михаил Шишкин, предисловие, 2015

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2015. ISBN: 978-5-9905926-4-3

Поделитесь публикацией с друзьями

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Похожие тексты на эту тематику

Александр Морозов. Ландшафт сейчас и после войны
| Литклуб, Общество

Александр Морозов. Ландшафт сейчас и после войны

Заканчивается двадцать первый месяц полномасштабного вторжения России в Украину. Новая российская эмиграция устраивается в зарубежье. Публицист и политолог, научный сотрудник...