подписка
 

Литклуб, Охрантология » Приключения астрофизика

Приключения астрофизика
подписка
Литклуб, Охрантология

Приключения астрофизика

«Яблоня, вишня, груша, опять вишня, смородина, крыжовник», - срываю спелые ягоды, трогаю руками теплые, шершавые стволы. Как хорошо среди помидоров и огурцов, морковки и свеклы, картошки и лука, чеснока с капустой! Вот так утопать в мягкой теплой земле, упиваться бесконечной песней насекомых, жаркими ароматами созревающего лета! Брожу, как в лесу, среди кустов картошки, которые ростом почти с меня.

Чтобы сюда попасть, надо пройти по отсыпанной колючим щебнем дорожке вдоль нашего дома и повернуть за угол. Но и это еще не все! Дорожка ведет вокруг дома к калитке, закрытой на блестящий алюминиевый крючок. От калитки через сад и огород натянута высокая железная сетка. Открыв не без усилия большой крючок, попадешь на чужую землю.

За новым поворотом обнаружится кирпичное крыльцо с неудобными высокими ступенями и темно-красной, тяжелой дверью. Дальше — коридор с кладовкой и проходом в кухню. Налево — комната с круглым, покрытым длинной белой скатертью столом и большая кровать с горой пухлых подушек. На стеллажах вдоль стен сверху — книги, а внизу — игрушки. Тут живет Сетка.

Вернее, Светка. Когда-то, еще сопливой малявкой, на вопрос: «Как тебя зовут?» — она звонко объявляла: «Сетка!» — так и прилепилось.

Познакомились мы на заре лета. Мама стояла у открытой садовой калитки, а я прятался за ее юбку. «Ну, чего ты, Саша? Иди, поиграй, смотри какая хорошая девочка», — подталкивала сзади мама. На чужой земле возвышалась большая нарядная дама, а рядом весело прыгало на одной ноге, показывая мне розовый язык, румяное, щекастое, рыжеволосое создание.

Наряжали Сетку в пух и прах: блузочки, юбочки, кружева, бантики. Что не мешало бойкой девчонке отважно гонять лозиной жирных злых соседских гусей, лазить по деревьям, летом валяться в траве, зимой — в снегу и при случае кидаться чем попало. Наши мамы дружили и «подбрасывали» нас друг другу. Кроме того, мы с ней ходили в одну детсадовскую группу.

image description
image description

Сетка ничего не боялась. А может, не подавала вида. Гоняла мяч не хуже меня, делала колесо, считала до ста, хорошо лепила, рисовала и даже почти умела читать и писать. Мелкие шалости ей прощались, а за крупные, когда, например, где-то достала соль и щедро посолила головы сверстников — чтобы росли лучше — наказывали ее не строго.

Я уже стал большой, и дома по выходным после обеда не спал. Так то – дома, а в саду – законный тихий час. И хоть тресни, должен лежать, как дохлая мышь, в койке, одеяло под подбородок, глаза закрыты. Строгая наша нянька Марьиванна ходила между кроватями и шипела: «Мурашко, закрой глаза! Розводовская – спать, кому сказала!» Розводовская – Cеткина фамилия. А Мурашко — моя.

Однажды Марьиванна нас уложила, но караулить не стала и на стуле своем в углу не устроилась, а торопливо выскочила из спальни, предварительно шикнув для острастки. Мы были надрессированные, и даже кто не спал, лежал тихо. А Сетка немедленно уселась на кровати и стала раскачивать пружинную сетку. Никто не обращал внимания. Тогда хулиганка объявила звенящим шепотом: «А вот что я вам покажу!»

Бац! И она вскочила на кровати во всей красе. И тут мы увидели, что у нее голая попа! Сетка прыгала на сетке, крутила трусами над рыжекудрой башкой и, давясь и задыхаясь от смеха, кричала: «Пульсары! Пульсары! Пульсары прилетели! Пульсары прилетели И всю капусту съели!» Кто такие пульсары я тогда не знал, думаю, никто из нас не знал, может, кроме Сетки. Но что тут началось!

Разбуженные недоуменно таращили глаза, кто смелее — бесились на кроватях — гарцевали и орали. Витька Орлов носился между койками и бросался подушками. Все как с цепи сорвались. Аж уши заложило. И над всем этим торжеством свободы выше всех смело взлетала великолепная Сетка, сверкая округлым розовым задом. В этот миг к нам ворвалась Марьиванна…

Всех распихали по местам, а Сетку и Витьку куда-то увели.

Изображение Крабовидной туманности в условных цветах (синий - рентгеновский, красный - оптический диапазон). В центре туманности - пульсар. НАСА, 2002 г. (Общественное достояние).
Изображение Крабовидной туманности в условных цветах (синий — рентгеновский, красный — оптический диапазон). В центре туманности — пульсар. НАСА, 2002 г. (Общественное достояние).

Вечером я слышал через стенку крики нашей соседки и как Сетка ревела, расплачиваясь за храбрость и безрассудство. Мне было ее очень жалко, даже сердце больно сжималось.

Ночью лежу в кровати, не спится, вспоминаю, как там у Сетки спереди, внизу живота, между ног, устроено, не так, как у меня. Вроде как бы розовая складочка. Вот только не очень разглядел — вдоль или поперек живота? И если, скажем, поперек, то получалось, что у Сетки там, внизу живота, откуда ноги растут, еще один веселый смеющийся ротик.

На следующее утро в саду подошел к пострадавшей. А она как ни в чем не бывало виснет с подружкой Лариской на качелях.

— Били тебя вчера, Сетка?
— Не-а! — врет, конечно.
— А чего ж кричала? Аж через стенку слышно было.
— А ты че, ни че не знаешь?
— ?!
— Шел трамвай, 9-ый номер, а в трамвае кто-то помер, — язык показала, спрыгнула с качелей и убежала. Все ей как с гуся вода!

Сетка лучше всех читала стихи. И на Новый год ее выбрали Снегурочкой. А мне досталась роль Нового года, чем гордился чрезвычайно. Мама уже шила для меня красные атласные штанишки и курточку с белой оторочкой. Внезапно мы узнали, что Сеткины родители переезжают и ее забирают с собой. Кто ж оставит пятилетнего ребенка на произвол судьбы, да еще такого, как Сетка…

image description
image description

Весной мы тоже перебрались в новый двухэтажный восьмиквартирный дом с двумя подъездами. Наша квартира номер «два», подъезд «первый». А в соседнем, второй этаж, квартира «семь», поселилась Светка Кончина. Она совсем не походила на мою прежнюю круглолицую соседку. Была не по годам высокая, длинноногая. Светло-русая челка до бровей, волосы до плеч.

Одногодки, осенью мы вместе отправились в первый класс. И нередко в школу, а порой и назад, домой, ходили одной дорогой. Вернее, она порхала впереди. А я, разглядывая ее стройные ножки то в двухцветных туфельках с синим задником и красными носком, то в черных лакированных сапожках, то в высоких желтых ботинках на шнурках, плелся сзади.

И всякий раз, когда нам выпадало идти вместе, наблюдение за метаморфозой Светкиных ног захватывало меня. Вот листопад, и легкие ножки летят над ломкими листьям, и сама Светка похожа на готовый к полету хрупкий листок, или скрипят сапожки по подмерзшему снегу, или перепрыгивают лужицы, полные весеннего неба, или сверкают пятки из розовых босоножек. И это значит, что на носу летние каникулы.

Скоро я эти ножки на память зазубрил и узнал бы, наверное, из тысячи.

Заканчивался третий класс, май упрямо катился к июню, к лету. Все же по утрам было еще довольно свежо. И в тот день Светка бежала передо мной в знакомых еще по осени сине-красных туфельках на аккуратном квадратном каблучке. Ножки ее были наряжены в кружевные колготки цвета топленого молока.

К полудню солнце разыгралось, а меня вдруг зазнобило, заболела голова, и на большой перемене в столовке я ничего не ел. К вечеру уже горел как в печке. Болело горло. Мама заглянула в рот и сказала: «Ангина». Папа заглянул и сказал: «Ага». Есть я ничего не хотел и не мог, даже от глотка воды словно тысячью раскаленных иголок в горло тыкали.

Спозаранку родители отправлялись на службу. А я валялся на родительском диване, в пустой квартире, беспомощный, всеми брошенный, смотрел в потолок и умирал. Голова гудела, в глазах темнело, горло ныло, потолок плыл красными и синими пятнами. А я валялся на родительском диване, в большой комнате, совсем один, глядел в расплывающийся синими и красными пятнами потолок и ждал смерти.

Обложка книги. А. Перфильева «Лучик и звездолёт». 1964.
Обложка книги. А. Перфильева «Лучик и звездолёт». 1964.

Смерть, однако, не явилась ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. А я стал выздоравливать. Все же был еще очень слаб, когда однажды утром мама сказала: «Ты много пропустил, пора догонять. Светка вернется из школы, сходи за уроками». А когда дом опустел, я задремал и продрых почти до обеда.

Продрал глаза — пора. Слез с постели, в голове пусто, ноги подкашиваются. Кое-как умылся, оделся, поплелся. Пока залез на второй этаж, чуть не сдох. Стучу. «Кто там», — кричит Светка из-за закрытой двери. «Это я – Сашка, за уроками». Она открыла узкую щелочку, только полголовы и видно: «Ну, заходи», — а сама шмыг назад, в квартиру.

У Кончиных я и раньше бывал. Тут все как у нас, только наоборот: где у нас право, у них – лево. Вот туалет совмещенный с ванной, дверь на кухню, спальня, налево – зал.

— Светка, ты где?
— Я тут! Книжку читаю! — кричит из зала. Захожу и… столбенею.

Абсолютно голая лежит пузом на ковре, машет своими бесстыжими длинными ногами, а на полу перед ней, и правда, — книжка. Говорю деревянными губами, язык заплетается: «Светка, а ты чего голая?» А она перевернулась на спину, ногу на ногу, руки за голову, как на пляже, и дерзко так: «Потому что я — нудистка, а ты, Сашка, — дурак!» Кто такая нудистка я не знал и уточнять не решился, но понял, что лучше дурака.

— А чего читаешь?
— «Мурашкин, будь человеком!» — и положила книжку обложкой на пол: — Автор — Валерий Медведев.

Внезапно она вскочила и как была, то есть, в чем мать родила, выпорхнула. Я поднял книжку и прочел название «Лучик и звездолет», А. Перфильева. Вернулась Светка одетая и с дневником. Тогда только и вспомнил, зачем пришел.

— Кто такая нудистка? — вечером спрашиваю у мамы.
— А ты откуда это взял?
— По телевизору.
— М-м-м – подрастешь – узнаешь. — Вечно взрослые темнят что-то…

Про этот случай я никому не рассказывал, все равно никто бы не поверил. А в июле наши соседи Кончины переехали в другой город. И Светку забрали с собой. Не могла же девятилетняя девочка жить одна…

image description
image description

Годы шли. И я пошел в пятый класс.

К великому моему сожалению, рос я медленно, за что был определен на вторую парту, рядом со Светой Ивасевой. К красавице Ивасевой воспылала любовью половина пацанов нашего класса. Светина мама работала в магазине уцененных товаров и одевала Свету, как куколку. Плащик беленький в талию, на шее – косыночка, на голове — беретик.

Тоненькая, очень гибкая, она легко делала мостик, слету садилась на шпагат, пела в школьном хоре. И хотя по точным наукам звезд с неба не хватала, всегда приветливая, никому не откажет, всем первая помощница. Все ее любили, а классный руководитель Вера Павловна называла Светлячком.

Мой приятель Юрка Жариков тоже втюрился в Свету и даже стихи сочинил.

Свет,
На тебе сошелся клином белый свет.
Света — лучом согрета,
В венке из лета.
Я жду ответа,
Ты слышишь, Света?

Под стихом он написал «Ю. Ж.», свернул листок и отдал мне, а я незаметно сунул в Светин портфель.

Мы с Юркой стали ждать разоблачения и готовились к насмешкам.

Но Света, как я уже говорил, была очень добрая. Она все сохранила в тайне. Зато на Юрку стала поглядывать как-то особенно, из чего мы заключили, что стих ей понравился. Впрочем, больше меня Жариков в свои поэтические и амурные дела не посвящал. А еще друг называется! А, может, мне Света тоже нравится!

Однако стихами я не увлекался, а русский язык, мягко говоря, вообще недолюбливал. Особенно грамматику. Вот, скажем, пишем диктант про солдата Иванова и его верный, надежный друг — пулемет. Как же пишется этот чертов «пулемет»? Думай, Саня, думай! Ага! Проверочные слова: пуля, метать – «пулеймет» получается. Логично? Логично!

— Мурашко, ты надо мной издеваешься? — так отреагировала учительница, проверив мой диктант. Короче, на стихи я был не мастак, зато хорошо рисовал и даже оформлял стенгазету.

К учебнику истории прилагалась тонкая синяя книжечка с красивыми цветными картами. А еще там были изображены персонажи в ярких костюмах разных эпох. Из этой книжечки и скопировал я барышню в бальном голубом платье, бусах и браслетах, буклях и диадеме. У барышни была стройная гибкая фигурка и милое Светино личико. Уж я постарался.

Показал ей. Вижу, нравится. «Подари», — говорит. Я и рад – подарил, конечно. На другой день так мне захотелось на этот рисунок взглянуть! На перемене прошу Свету, мол, покажи. А она: «Нет!» А мне еще сильнее захотелось. Прошу, хоть глазком, сразу отдам, хоть из твоих рук. А она: «Нет, и точка!» Я уже злиться стал, портфель ее схватил, чтобы листок отнять. А Света, тихоня – в драку!

Вдруг Юрка подскочил, меня кулаком в грудь, по башке, по мордасам! Я портфель из рук выронил, из носа кровь каплет.

Нас со Светой рассадили. А Жариков стал мне больше не друг. С тех пор я ни в кого не влюблялся и никому рисунков не дарил.

Обложка книги. Валерий Медведев «Баранкин, будь человеком», Москва, 1971.
Обложка книги. Валерий Медведев «Баранкин, будь человеком», Москва, 1971.

Зато зачитывался фантастикой, увлекся математикой, физикой, астрономией, дважды победил на областных олимпиадах. А с Юркой даже не разговаривали. Да и о чем? Учебу он забросил… Но не Свету. Так и хороводился, не обращая внимания ни на друзей, ни на учителей, ни на родителей. Пять лет весь класс, да что там, вся школа наблюдала эту любовь.

Уже в десятом, осенью, на уроке химии, у Светы внезапно заболел живот. Дважды она выходила, возвращаясь белая, как полотно. На перемене вызвали «скорую». Пошел шепоток, мол, залетел наш Светлячок. Юрка переживал, тоже был бледный, тоже хотел с ней, на «скорой», однако не взяли: «Да кто такой? Друг? Иди, иди, друг, — учебу учи!» Он, ясно, все равно с уроков смылся.

На завтра мы узнали, что Свете вырезали острый аппендицит.

В тот же день после занятий возвращаюсь домой.

— Саша! Мурашко! — Юрка сам меня окликнул. Я подождал. Он догнал. Поравнялись, шагаем вместе, подбиваем ногами опавшую листву. Я молчу, он говорит.
— Ты, наверное, думаешь, Света заурядная, а для меня она — все, дня без нее не могу, — никогда я так не думал, но шел и молчал. А он говорил про Свету, что поженятся, что работать пойдет, а Света учиться, и у них будут дети. Так он говорил и говорил, а я шел и молчал. Молчал и думал, значит, не забыл, не забыл Жариков свое предательство мужской дружбы…

А на выпускном Юрка со Светой поссорились. И как-то само собой вышло, что провожал ее в тот вечер именно я. Уже загорался рассвет, среди редких прохожих то и дело попадались изнуренные выпускники. Ребята – в мятых костюмах, девчонки в нарядных и тоже мятых платьях, как правило, босиком, туфли на высоких каблуках в руках тащат.

А Света туфли не сняла. Иду, сам на нее поглядываю. Кудряшечки нежные ее личико светлое обрамляют, ангелочек, да и только!

— Я, Света, в столицу уезжаю, в институт. Поехали со мной?
— Нет, Сашенька, не могу, мама болеет, я ей тут нужна.

Ну, вот и дом ее. На скамейку сели. Все сказано, расходиться пора. Тут я и брякни: «Света, а ты почему мне рисунок тогда, в пятом классе не дала?» А она улыбнулась грустно и тихо говорит: «Ты, Сашенька, дурак или прикидываешься?!» И ушла. Посидел я, посидел, и тоже ушел. Дома даже спать не ложился, собрал чемодан и в тот же день уехал. Один. Не мог же я Свету против ее желания увезти.

Учеба мне давалась легко, первые годы на каникулы исправно возвращался домой, в родной город. Про Свету с Юркой ничего не слышал. Да я и не искал. Как-то летом, после третьего курса уже, мама местные новости перебирает и на-те: «Юру-то Жарикова помнишь? — а, то! — Так он как из армии вернулся, на Свете Ивасевой женился. Теперь она Жарикова. Ребенку скоро год». Как обожгло меня.

Через пару дней возвращаюсь из магазина, возле грузовичок затруханный притормаживает – Юрка за рулем. Вышел, обнялись. Как школу заканчивали, мы одного роста были. А тут, не то Юрка уменьшился, не то я вырос. Он ниже на полголовы, худой, футболка застиранная, шаровары старые пузырятся. Но не подаю вида, по плечу его хлопаю, мол, рад, знаю, знаю, поздравляю.

image description
image description

— Дочка?
— Сын! Александр – в твою честь, — смеется. — Да ты заходи к нам, Света рада будет, — и адрес назвал. — Ну, поеду, а то бригадир загрызет.

Всю ночь я крутился, а как проснулся, неевши отправился Свету искать. Хотя еще неуверенный был, зайду ли. Ну, вот, нужная улица, бараки какие-то. Вдалеке за забором девчонка стоит с дитем на руках. Пригляделся – и правда, Света. Она и раньше тонюсенькая была, солнечный лучик, а сейчас еще исхудала, кости просвечивают. А бутуз здоровый, щеки свисают, слюни текут. Я на него старался не смотреть.

— Ой, Сашенька, здравствуй! — а сама личико за ребенком прячет. Да у нее кожа на лице, на шее уродливыми прыщами изрыта! Фу, как неприятно! Но не подаю вида, мол, рад, рад. А она словно мысли читает.
— Ах, Сашенька, какой красивый! Не торопись жениться! Вон мой Юрка из кожи лезет, сутки напролет за баранкой, а денег нету. Я со следующего месяца продавщицей в молочный пойду, может, на сметане отъемся.
— А ребенка куда же?
— Так соседка обещалась. Мать себе хахаля нашла, нам совсем не помогает. Ах, Сашенька! Не торопись жениться! Ты помнишь, какая я была? — еще бы, я не помнил! — А теперь всю обсыпало. Врачиха советует после мужа спермой лицо и грудь мазать, говорит, что помогает, — и так она запросто это сказала, как прогноз погоды.
— Ну и что? Намазала?
— Не-а, не пробовала еще. Да, ты в дом-то заходи, похрустим чай с баранками, чего через забор-то?
— Нет, спасибо, дела, идти надо, — хотя никуда мне не надо. И даже про рисунок спросить забыл. Ну, не возвращаться же теперь!

Да, летит время! Бывшие одноклассники женятся, детей рожают, а я — студент четвертого курса, живу в общаге… Девятиэтажная «свечка» на девяносто девять процентов заселена ребятами. Девчонки в нашем техническом вузе — дефицит. Обитали эти редкие птицы на третьем и шестом этажах. А я жил на седьмом. И прямо под нами, только этажом ниже, заселили четверых желторотых первокурсниц.

— Ну, че, айда по первокурочкам! — заявил мой однокурсник и сосед по общежитской конуре Димка Горенко.
— Да ну тебя! — отмахнулся.
— Не бзди, старик, с сеструхой познакомлю. — Ну и пошли.

— Светлана, — очень серьезно представилась она, подняв на меня серо-зеленые очи, — а Вы — Александр Мурашко — будущее светило астрофизики. Брат о Вас рассказывал.

Среднего роста, ладная, руса коса до пояса. И за словом в карман не лезла. Чай с баранками, песни под гитару: «Возьмемся за руки, друзья…». Димка втихаря мне подмигивал. И не зря. Светлана мне понравилась. А сам он приударил за ее подругой первокурочкой Катериной.

Вместе в столовую, библиотеку, бассейн, кино. Мы, мужики, за четыре года ни разу в театре не были. А тут — четыре спектакля за год. Потом обсуждаем изящные искусства на четверых: Катька, Светлана, Димка и я. Правда, опера, балет — не мое. Моей душе ближе Пинк Флойд и Спейс. А телу лыжи и байдарки. Однако нам повезло — девицы уважали и разделяли и наши, мужские, интересы.

Как-то заметил, что Димка с Катериной все чаще стали уединяться.

— Ну, че, Димон, вступил во взрослую жизнь?
— А то, старик! Хули нам, диким кабанам!

А наши со Светланой отношения оставались дружескими. Не знал, как и подступиться. В студенческой общаге с романтикой напряг, на романтику деньги требуются, а у меня — не густо. Бродили до полуночи по городскому пространству, обсуждали искривленное, Тунгусский метеорит, внеземные цивилизации, шаровую молнию и другие фундаментальные темы. Первый раз поцеловал ее под созвездием Кассиопеи….

Обложка книги. А. С. Пушкин «Евгений Онегин». Москва, Детгиз. 1946.
Обложка книги. А. С. Пушкин «Евгений Онегин». Москва, Детгиз. 1946.

Она знала наизусть всего «Евгения Онегина», любила и современную поэзию. И, закидывая голову назад, декламировала нараспев: «Всегда в опасности любовь», — / Сказала мне одна японка, / И сразу замерла эпоха / Стрипгерлс и атомных грибов…»* Или: «Будь, милый мой, самим собой, / Ты скромен, милый, / Но я — у ног твоих, / И ты — мой Бог! / Скажи: «Я — твой, мне, дорогой!» Или: «Выхожу на Невский / Вижу – Достоевский. / Пишешь что? — кричу. / А тот отвечает: «Идиот!» Идиотом чувствовал себя я.

Диплом мой назывался «Эволюция пульсаров: наблюдаемые проявления».

— Солидная работа, Мурашко. — Тянет на кандидатскую, сказал руководитель. И точно, защитился я с блеском и в тот же год поступил в аспирантуру. Но прежде случилось еще одно событие.

В нашем институте вместе с дипломом инженера ребята получают офицерское звание. Для чего после защиты полагается понюхать пороху, то есть пройти военные сборы. Два месяца казарменной жизни, гимнастерки, сапоги, стрельбы, марш-броски, тенты-палатки на сорок человек с нарами в два этажа, щи да каша — пища наша. Впрочем, мы не переживали, а пережевывали все это легко.

Прапорщик оказался хотя и немного занудным, но добрейшим дядькой.

— Холостой мужик, что холостой патрон, — делал он очередное внушение. – Не ржать! Балбесы! Слушай мою команду: хорошая девка на дороге не валяется. С девкой что? Правильно, строгость нужна. Понял, что хорошая, зарядил, выстрелил!

На присягу приехали родственники, жены, друзья, подруги. Катерина явилась к Димке на правах невесты. А вместе с ней прибыла и Светлана. В каких-то ярко желтых канареечных штанах, майка зеленая под цвет глаз на тонких бретелях и без лифчика. Но это я позже разглядел, после торжественной части.

Сидим под березой, а Светлана глядя в небо певучим речитативом: «Прикручен шар земной ко мне. / Я, как усталая японка, / Весь мир таскаю, как ребенка / рыдающего, на спине»*. И тогда взял ее твердую горячую ладошку в свою большую ладонь и неожиданно для себя «выстрелил»: «Будь моей женой!» Посмотрела серо-зелеными влажно и серьезно-серьезно отвечает: «Буду!»

В сентябре Светлана Горенко стала Мурашко. Моей жене предстояло еще долгих четыре студенческих года, и с детьми решили обождать. Однако… через девять месяцев у нас родился сын Евгений. Когда я писал кандидатскую, жена делала диплом. Если честно, делали мы его вместе. Само собой сдала она его на «отлично», поступила в аспирантуру и… родила дочь Татьяну.

Крупномасштабная структура Вселенной, как она выглядит в инфракрасных лучах с длиной волны 2,2 мкм - 1 600 000 галактик, зарегистрированных в Extended Source Catalog как результат Two Micron All-Sky Survey. Яркость галактик показана цветом от синего (самые яркие) до красного (самые тусклые). Тёмная полоса по диагонали и краям картины - расположение Млечного Пути, пыль которого мешает наблюдениям. 2003 г. (Общественное достояние).
Крупномасштабная структура Вселенной, как она выглядит в инфракрасных лучах с длиной волны 2,2 мкм — 1 600 000 галактик, зарегистрированных в Extended Source Catalog как результат Two Micron All-Sky Survey. Яркость галактик показана цветом от синего (самые яркие) до красного (самые тусклые). Тёмная полоса по диагонали и краям картины — расположение Млечного Пути, пыль которого мешает наблюдениям. 2003 г. (Общественное достояние).

Мне стукнуло тридцать восемь, когда защитил докторскую. Моей жене – тридцать четыре. И она была самым молодым доктором наук в нашей области.

Семейная жизнь сложилась. Космическая музыка вплывает в наш с женой деловой разговор. У детей с точными науками полный порядок. Дочка в музыкальной школе разучивает гаммы на фортепиано. Сын – замечательный рисовальщик, увлекается теорией цвета. Как-то вечером придвинулся.

— Па! А ну, скажи, какого цвета звук «е»?
— Елового.
— А «о»?
— Охра.
— «А»?
— Аквамарин.
— «И»?
— Индиго.
— «У»?
— Ультрамарин, — произнесли мы вдвоем — хором. Мне показалось смешно, а он смотрит серьезно и даже будто скучно.
— Хочешь быть оригинальным, а становишься предсказуемым. Смотри, как наша Танька звуки видит, — и он протянул листок, где похожие на веселых человечек красовались огненное «а», солнечное «о», синее «и», зеленое «е» и фиолетовое «у». И с ней согласно большинство человечества.
— А я никогда и не стремился в большинство.
— «Артюр Рембо еще сто двадцать лет назад объяснил этому самому человечеству: «А – черный; белый – Е; И – красный; У – зеленый. О – синий… Гласные, рождений ваших даты еще открою я…»* — вступила в разговор жена.
— Да, да, а еще Маяковский, за поэтические прозрения которого виной «глаза-небеса, круглые да карие, горячие до гари»*. То есть по-Маяковскому небеса не обязаны банально голубеть, по-Маяковскому они свободны быть любого самого сумасшедшего цвета.
— Ротор ротора равен градиенту дивергенции минус набла в квадрате, — это уже восьмилетняя Татьяна. У дочки долго не складывался во рту звук «р», и жена разучила с ней эту премудрость для тренировки. «Легко и приятно беседовать о вещах сложных с умными людьми, но, Боже мой, какая скука, как трудно говорить с людьми пустыми о пустяках», — подумал я про себя.

Разворот книги. Артюр Рембо «Стихи». Москва, 1982.
Разворот книги. Артюр Рембо «Стихи». Москва, 1982.

Служба, хотя и не без интриг, и не без дураков, а дураки есть везде, тоже шла чередом, образовывалась вполне серьезная лаборатория, проекты, статьи в престижных научных журналах, конференции, заграничные поездки. У Светланы — хороший английский, и зарубежные переговоры закономерно попали под ее юрисдикцию. Она, так сказать, наш министр иностранных дел. Мы были дерзки, верили в свою звезду, горели работой сутки напролет, Джордж Сорос деньжат подкинул, и к нам шла талантливая институтская молодежь. И однажды пришла Светочка Неверова.

— Какой курс?
— Уже третий!
— Еще третий!

Оценки ее были не так чтобы очень, знания умеренные, но имела миловидное умненькое личико и слабо развитую, почти мальчишескую фигуру с едва обрисованной грудкой. В ней было какое-то едва уловимое сходство с моим несостоявшимся школьным увлечением Светой Ивасевой. Подумал и решил дать шанс студентке.

В наш дружный коллектив новенькая вошла легко. Моя жена к тому времени именовалась уважительно Светлана Иосифовна. А Неверову стали звать «Светочка». Ей давались какие-то мелкие задания, она выполняла их старательно. Пунктуальна, аккуратна, приветлива. Впрочем, до поры до времени я ее почти не замечал.

В тот год 31 декабря упало на воскресенье. Весь институт гулял Новый год в субботу, 30-го. И мы тоже. Наш штат к тому времени вырос до шестнадцати сотрудников: я, жена, завлаб, четыре младших, секретарь-бухгалтер, аспиранты, механики, студенты. Дамам поручили закуски и десерт, мужикам — шампанское и погорячей. Вечером после шести включили праздник.

Вспомнили старый год, поздравили друг друга с новым. Алкоголь, вообще-то, не мое. Как Ландау, предпочитаю делать глупости на трезвую голову. Ну так ведь Новый год! Выпили, поели, заговорили, как водится, ни о чем: о новом российском кино, театре, литературе. Закипели чайники. Захрустели баранки. Заиграла музыка, танцевали.

Затем соседей-коллег поздравляли. Затем соседи-коллеги — нас. Механик Владимир Сергеевич быстро захмелел, отправили его домой. Аспирант Николай вообще перепился, споткнулся о кабель, упал, ободрал до крови руку о какой-то штырь. Бросились рану дезинфицировать, заливали зеленкой, бинтовали. В общем, ничего необычного.

Уже и десятый час. Жена домой собралась, проводил ее, а сам вернулся — надо же всех и вся до ума довести. На лестнице окликнули, и тоже с новогодними, куда-то шли, к кому-то заходили. И когда, наконец, добрался до нашей лаборатории, там обнаружилась только Неверова. Она прибирала послепраздничный бардачок-с.

— Светочка, а тебя что ли забыли?
— Забыли, Александр Александрович, — оглянулась, улыбнулась светло, отвернулась, наклонилась, вытирает стол скомканными салфетками. Кудряшечки ласковые на нежной шейке — чистый ангелочек. И тут впервые разглядел ее ножки. Стройные, плотно обтянутые кружевными чулочками цвета топленого молока и туфельки-лодочки на низком каблучке, задник — синий, носок – красный. Аж засверкало во мне от этих носочков…

— А давай-ка я тебе, Светочка, помогу, — подошел и легонько приобнял ее сзади. А она не отстраняется, словно ждала, повернулась, прижалась и поцеловала в губы. Ах жизнь моя, дом-работа, ключ-замок, свет-окно, сорвалась тетива, раньше или позже вперед – к звездам!

Галактика Антенна - пара взаимодействующих галактик. НАСА, 2006 г. (Общественное достояние).
Галактика Антенна — пара взаимодействующих галактик. НАСА, 2006 г. (Общественное достояние).

Изгибающиеся волны, сочетающие электричество и магнетизм, потоки невидимых световых частиц, инфракрасные, ультрафиолетовые и рентгеновские лучи нахлынули и захлестнули; я захлебнулся, ослеп, оглох, утонул. Сверкающая розовой попой из румяного детства Сетка Розводовская, взбалмошная прелестница Светка Кончина, простодушная красавица Света Ивасева, моя благоверная романтичная Светлана Иосифовна – все они были тогда со мной.

image description
image description

— Что же ты со мной делаешь, Светочка, — рычал я.

Она молчала. Да я и не рассчитывал. Неожиданно закончилось то, что, казалось, не закончится никогда. В голове пусто. Ноги подкашивались. Ее по-детски припухлые щечки нежно алели.

— Что же мы теперь будем делать, Светочка?
— Будем встречать Новый год, Александр Александрович.

И мы погасили свет, закрыли лабораторию и ровно в полночь вышли из института. И старый сторож на проходной пожелал нам хорошего нового года. И мы ему пожелали. А за порогом разошлись в разные стороны. Светочка пошла в общежитие, а я поехал к детям, к жене — Светлане Иосифовне Мурашко.

Начались будни. Вот и Светочка. Сам себе не признавался, что жду. «Здравствуйте!» Улыбочка сияет. А во мне, как ее увидел, все запылало, в голове стучит, в глазах темнеет, как когда-то во время давней детской ангины. Жена подошла: «Нездоровится?» «Даже не знаю что-то…» А сам за Светочкой втихаря наблюдаю. А она, как ни в чем не бывало, — сидит, пишет за своим столиком. Вот она — нынешняя молодежь!

И стал я, полуседой, женатый мужик, отец, начальник, доктор наук, искать встреч с третьекурочкой Светочкой. То на лестнице ее подкараулю. А то при всех говорю: «Неверова, зайди!» Я не строил особенных планов, мне просто хотелось быть с ней, повторить тот свет, то тепло, то, что было, было-же! в ту новогоднюю ночь.

Не сразу, ой не сразу заподозрил, что она избегает оставаться со мной один на один. А когда дошло, взвесив за и против, решил идти напролом — к определенности! Выбрал, как мне казалось, удачный момент. И хотя говорить об этом мне было трудно, ком в горле, язык деревянный, еле ворочался, а слова казались тяжелыми, как камни, прямо-таки в глотке застревали, но я сжал волю и осилил, озвучил, изрек. Без особых выкрутасов признался — люблю. Люблю и хочу.

А моя девочка (мой Светик — как я думал о ней про себя) с детским румянцем на щечках повела себя не так как я ожидал. «Александр Александрович, я верю, что Вы любите меня. И я Вас тоже. Уважаю. Очень. Но с моей стороны это была минутная слабость. Я Вас не люблю и вашей не буду никогда». Что-то в этом роде холодно-казенное. У меня так колотилось сердце, такой был гул в голове, что я едва слышал и дословно даже и не помню. Зато запомнилось чувство жгучей обиды и стыда. Сам не знаю за что.

Ситуация обострилась, когда понял, что к Светочке питаю нежные чувства не только я. Теперь меня сжигала еще и ревность.

В лаборатории шушукались, дошло до начальства и, наконец, узнала жена. Состоялся тяжелый разговор. Признался, что влюблен, влюблен как мальчишка, и что предмет моей страсти не отвечает взаимностью. Про новогоднюю ночь промолчал. «Надеюсь, твоя страсть не отразится на судьбе Неверовой?» — такой была реакция жены. Я обещал. С тех пор Светлана Иосифовна Мурашко стала опекать Светочку Неверову. А в нашей семье задули опасные сквозняки.

Да и на работе все из рук валилось. И все мне стало видеться в самом что ни есть черном свете. Все как прежде — рабы и господа. Зависть, лажа, подлянки на каждом шагу, крысиная возня, куда ни кинь — воняет. Осторожные разбежались по норам, сидят смирно — выживают. При встрече глаза прячут. Правильные связи, показуха, очковтирательство продуктивнее смелых идей. Иной раз так бы уважаемому коллеге и плюнул в рожу, да воспитание не позволяет. И чем дальше, тем больше во мне крепло убеждение, что отечественная наука, что твой Сизиф, сколько ни тужься, сколько потом и кровью не поливай — на выжженной земле не жди добрых сходов, катится наука к чертям собачьим в тартарары. Нету, ну, нету в обозримом будущем у этой части света оптимистических перспектив. 

Терзания мои длились около года. И весь этот мучительно длинный год Неверова как ни в чем не бывало училась в институте, посещала семинары, трудилась в лаборатории. Всегда спокойная, приветливая, исполнительная, всем поможет, никому не откажет.

Столпы Творения. Созвездие Кассиопеи. Слева внизу - видимая часть спектра, крупным планом в центре инфракрасное изображение. Пылевые столбы вершинами повёрнуты к наиболее яркой и массивной звезде в данной области космоса. Столбы образовались под давлением звёздного ветра. В столбах имеется множество звёзд. Космический телескоп Спитцентр. НАСА, 2005 г. (Общественное достояние).
Столпы Творения. Созвездие Кассиопеи. Слева внизу — видимая часть спектра, крупным планом в центре инфракрасное изображение. Пылевые столбы вершинами повёрнуты к наиболее яркой и массивной звезде в данной области космоса. Столбы образовались под давлением звёздного ветра. В столбах имеется множество звёзд. Космический телескоп Спитцентр. НАСА, 2005 г. (Общественное достояние).

Обычно я засыпаю мгновенно, дай только до подушки добраться. А тут — никак. Жена и дети давно посапывали в соседних комнатах. Ворочался, ворочался, и вдруг где-то в голове, в участке мозга, который мною обычно не востребован, само собою зазвучало: «Любимая, черта любая / В тебе мила мне, дорогая. / Ты — божество! Но так скромна… / Ты для любви и счастья создана. / Вся жизнь в тебе, душа моя, / Скажи мне: «Милый, я — твоя!»

И тут понял. Теперь знал точно, как дальше жить. Требовалось только время, потому что в один день, да даже и в месяц, решительные повороты судьбы не делаются. Разве только несчастный случай, а этого я не хотел. Да уж к тем событиям чувствовал себя тертым калачом, готовым к крутым виражам. Сейчас уж видно из временного далека, меня тогда славно сама жизнь выталкивала на новое пространство. Не то чтобы как по маслу, но каждый час и всякий день мало-помалу реализовывалась моя программа 3Р — развод, расчет, разъезд. Я и алгоритм составил — все с холодной головой, педантично.

Как решил, даже нервная система наладилась. В институте бывало собачатся, поводов-то много, а мне — по барабану, знаю, все равно уеду, а вы тут хоть загрызите друг друга… В Англию. Меня уж давно сватали. Светлана Иосифовна мою программу 3Р поддержала, мой личный оптимистический прогноз сам шел в руки. Кто хочет — тот добьется. Я очень хотел. И я добился. Звал Неверову Светочку с собой. Она отказалась. Жалел, что не могу забрать ее силой. Наконец, уехал.

Уже седьмой год в Кембридже. Именно на радиотелескопе этого университета в созвездии Лисички был открыт первый пульсар PSR B1919+21. Модуляцию излучения этой нейтронной звезды сначала приняли за позывные другой цивилизации…

Дел невпроворот, студенты, в основном, индийцы, китайцы, работать могут; умеют и хотят думать не все. Приходится думать самому. Ничего, я привычный. Купил дом, машину. Новый год встречаю в Майями. Февраль провожаю в Альпах. Туда ко мне приезжают Светлана Иосифовна с Евгением и Татьяной, все мы — азартные горнолыжники. В июле путешествую по Аляске. В сентябре отправляюсь в Тибет. В ноябре — Австралия. Я уже догадался, что Нобелевским лауреатом вряд ли стану. Значит надо жить так, чтобы жизни работа не мешала.

Не сразу, ох, как не вдруг, утихла сердечная боль, причиненная мне, пусть и невольно, неверной Светочкой Неверовой. Все проходит. И там зажило. Нет — я не разлюбил. Я люблю ее, но мне уже не больно.

Созвездия Лиры, Лебедя и Лисички в Атласе Яна Гевелия. (Общественное достояние).
Созвездия Лиры, Лебедя и Лисички в Атласе Яна Гевелия. (Общественное достояние).

…Еще в Москве, перед отъездом, зарегистрировался я на сайте «Одноклассники». И до сих пор туда изредка заглядываю. Кто же это мне «пятерок» за фотографии понаставил? Ух, ты! Глазам не верю! Света Ивасева-Жарикова! В профиле фотка ее давняя — девочка-лучик в беретике, в альбоме — школьная выпускная, что-то еще из молодости… Екнуло сердечко.

Оказалось, они в Крыму живут. Юрка до сих пор за баранкой — теперь таксист. Сын их, мой тезка Александр, вырос, женился. Даже внуки у них уже есть. Двое. Все это она сама мне в «Одноклассниках» рассказала.

— Ах, как я рада, как рада за тебя, Сашенька! Всегда знала — большим человеком станешь!
— А чего ж, если знала, за Юрку замуж вышла, — хотел я ее спросить. Но спросил совсем о другом.
— Света, а ты почему в пятом классе барышню мне не показала?
— А вот это навсегда останется моей тайной.

Fuck you! Опять, как пятилетку, вокруг пальца обвели! А ведь мне уже за пятьдесят! Я служу в знаменитом университете. Я написал десятки статей, у меня — ученики. Можно сказать, я открыл и возглавил новое научное направление. Моя жена, хоть и бывшая, в Цюрихском политехническим преподает. Дети устроены прилично. Мы поддерживаем дружеские, доверительные отношения. Я по-прежнему люблю фантастику, Pink Floyd, Space.

И даже с моей неверной, последней зазнобой иногда созваниваемся, обсуждаем темы. Потому что Светочка Неверова успешно закончила институт и, надо же, защитила кандидатскую. Теперь ведет семинары под Парижем. И я понял, может быть, это главное мое открытие. Любовь не бывает бывшей, она никуда не исчезает, а имеет свойство накапливаться.

#

Марина Охримовская

27.09.2012

Иллюстрации:

1) Область звездообразования W5 в созвездии Кассиопея. Инфракрасная фотография сделанна космическим телескопом Спитцентр. НАСА, 2006 г. (Общественное достояние).
2) Изображение Крабовидной туманности в условных цветах (синий — рентгеновский, красный — оптический диапазон). В центре туманности — пульсар. НАСА, 2002 г. (Общественное достояние).
3) Обложка книги. А. Перфильева «Лучик и звездолёт». 1964.
4) Обложка книги. Валерий Медведев «Баранкин, будь человеком», Москва, 1971.
5) Обложка книги. А. С. Пушкин «Евгений Онегин». Москва, Детгиз. 1946.
6) Крупномасштабная структура Вселенной, как она выглядит в инфракрасных лучах с длиной волны 2,2 мкм — 1 600 000 галактик, зарегистрированных в Extended Source Catalog как результат Two Micron All-Sky Survey. Яркость галактик показана цветом от синего (самые яркие) до красного (самые тусклые). Тёмная полоса по диагонали и краям картины — расположение Млечного Пути, пыль которого мешает наблюдениям. 2003 г. (Общественное достояние).
7) Разворот книги. Артюр Рембо «Стихи». Москва, 1982.
8) Галактика Антенна — пара взаимодействующих галактик. НАСА, 2006 г. (Общественное достояние).
9) Столпы Творения. Созвездие Кассиопеи. Слева внизу — видимая часть спектра, крупным планом в центре инфракрасное изображение. Пылевые столбы вершинами повёрнуты к наиболее яркой и массивной звезде в данной области космоса. Столбы образовались под давлением звёздного ветра. В столбах имеется множество звёзд. Космический телескоп Спитцентр. НАСА, 2005 г. (Общественное достояние).
10) Созвездия Лиры, Лебедя и Лисички в Атласе Яна Гевелия. (Общественное достояние).

*Е. Евтушенко «Всегда в опасности любовь…»
*А. Рембо «Гласные»
*В. Маяковский «Хорошо»

Поделитесь публикацией с друзьями

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Похожие тексты на эту тематику

Лето и стекло
| Литклуб

Лето и стекло

Река Лиммат (Limmat) вытекает из Цюрихского озера и бежит через исторический центр города к реке Ааре (Aare). Римляне пришли сюда...

Узнать больше