Слепая
(© John Bramblitt. «Lighthouse»)
Литклуб

Слепая

Она проснулась, и вокруг было темно. Протянула руку к спинке кровати, опёрлась на изголовье, встала и пошла к открытому окну. Солнце уже взошло, но её глаза не увидели свет, так как были слепы.

Иллюстрация: © Джон Брамблитт (John Bramblitt). «Маяк».

Внезапный грохот разлетевшихся вещей — «проклятье, я смахнула краски». Нагнулась и начала собирать. Каждый тюбик сперва открыть, чтобы потом по запаху разложить их в привычном порядке. Один, неловко взятый, выскользнул из пальцев, и она начала аккуратно водить руками по полу, чтобы его нащупать.

Странно, — подумалось ей, — из нас ведь рвётся то, что скрыть стремимся мы всего сильней. Я утаить пытаюсь мой изъян, и потому рисую я картины. Но теперь я слышу сильно так все запахи, неровности предметов… Касанием руки иль ароматом странным нередко наслаждение могу я получить, но всё ж рисую то, что больше никогда сама я не смогу увидеть. Так человек сбежать пытается от страхов там, внутри себя… И я волнуюсь сильно за картины: как их оценят люди, как примут их — но не потратила и часа, чтоб над цвета запахом подумать.

Подняла найденный колпачок, завернула тюбик и потянулась в поисках следующего.

Тут белый, свинцовые белила, а этот вот — лазурно-синий, как небо дальних птиц. Рисую я широкими мазками, ведь не смогу увидеть все тонкости движений, и не хочу потом признать, как для меня важны все эти тонкие нюансы — следы от каждого мазка. Понять лишь то мы сможем, что в нас живёт уже, пусть и скрывается в душе. Нам то должно познать сначала, о чём решим мы после рассказать. И люди, точно, отрицают яростней всего всё то, что их слагает крепче жизни: признать в себе страшней всего, что что-то самости сильней слепляет душу. Раздел лишь явно проведя меж личностью и верой, увидим мы её отдельно. Так до хрипоты о вере спорит тот, кто её в себе боится не увидеть, — резким движением она завернула очередной тюбик и положила его на место, — ну не считая, разве что, глупцов.

Пора было выходить. Чтобы больше ничего не задеть, она аккуратно двигалась вдоль стены. Надо перейти на другую сторону… Чернота, в которой сознание услужливо рисует контуры помещения. Второе зрение, вторая плоскость. Когда-то, до травмы, она была зрячая, и помнила, как выглядит этот мир. Как две разные картины — то, что видят глаза, и то, что рисуется памятью, то наложенные друг на друга, то одна над другой…

Вот и дверь. Ладонь скользит по вешалке… мягкое пальто — на прохладный вечер, а вот это — пальцы коснулись замши — в самый раз для такого тёплого осеннего дня. Аккуратно сняла накидку и надела её. Ощупала воротник и рукава: нет, ничего не замялось. Резким движением тыльной стороной ладони разгладила несуществующие складки, чтобы быть уверенной – выглядит опрятно и красиво.


image description
image description

Закрыла дверь — палец скользнул по замочной скважине и бездумно-привычно в сознании отметилась эта вертикаль. Она запомнила её, и ключом сразу же попала в прорезь. Пройти по хорошо знакомому коридору. Здесь она всегда шла, не касаясь стен.

Смешанные чувства. В общем коридоре не сама себе хозяйка. Сознание послушно рисует контуры стен и углов, но перемещаешься в тьме, не зная, когда и с чем столкнёшься, если кто выставил что-то в проход. Нарочито-широкие несмелые шаги – можно споткнуться каждый миг.

Деланно-свободные движения рук… Травма была не вчера, но она пока не приняла жизнь в темноте, и иногда, особенно по утрам, ей бывает страшно выйти из дома туда — пространство без стен. Улица, её любимый простор, стала именно им. Даже от прежнего, уютного, слова пришлось отказаться: не могла она называть так то, что стало… открытым пространством.

Темнота и страшноватое ожидание столкновений… Не принимала, отчаянно не желала принять слепоту — и потому шагала быстро. И походка, и осанка её были напряжёнными в своей расслабленности. Отчаянно отстаиваешь то, что сильней всего в себе боишься осознать…

Темнота и ожидание… Вытянутая рука наконец упирается в стену и скользит чуть ниже. Фактура нанесённой валиком краски… Отвратительное ощущение меловой пудры на ладонях и прекрасное чувство опоры, уже не подвешена где-то, в глубокой, таящей опасности тьме…

Её пронзил образ. Девочка со светящимися воздушными шариками летит в тёмном ущелье. В пропасть. Она стремится найти опору — но слишком черно вокруг, а шарики дают слишком мало света. Лишь когда шарики почти касаются стен ущелья, можно различить какие-то ориентиры. Ни в коем случае нельзя двигаться резко, ведь шарики очень хрупкие. И так, легкими касаниями, она пытается понять, куда же можно причалить в этом опасном незнакомом месте…

Пальцы нащупали холодноватый металлический шильдик. Сияние тактильного контакта в темноте сознания. Столь нужный поток информации: рельеф, прохлада, материал… И опять, как каждый день новой странной жизни, с лёгким волнением провела она чутким кончиком указательного пальца по выпуклым точкам, по связи с безликим внешним миром, по надписи шрифтом Брайля «лифт».

Текст: Илья Фомин

Илья Фомин

Джон Брамблитт (John Bramblitt— художник, начавший рисовать после полной потери зрения. Он живет в американском городе Дентон (Denton). Его произведения проданы более чем в тридцать стран, печатаются на международном уровне, о нем говорят телевидение и радио. Он делает иллюстрации для многочисленных журналов, работает в киноиндустрии. Фильмы с его участием, «Line of Sight»  и «Bramblitt», отмечены премиями. Его творчество получило широкое признание, включая «Самое вдохновляющее видео 2008 года» на YouTube и три президентские награды за новаторские художественные мастер-классы.

Профиль Facebook = > John Bramblitt 

Поделитесь публикацией с друзьями

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Похожие тексты на эту тематику