Страшные сны в изгнании. Дневник Немирова
Литклуб

Страшные сны в изгнании. Дневник Немирова

Зачем ему попалась именно эта передача, и почему он не переключил сразу на другой канал? Не потому же, что было лень дотянуться до пульта, а руки заняты бутербродом с огурцом и ярким сочным помидором.

Многие и так считали его извращенцем, потому что иногда, особенно в пасмурные дни, он садился на камень напротив детского отделения больницы и ел кукурузные хлопья для спортсменов. И долго всматривался в окна на последних этажах. В которых, собственно, не было видно ничего, кроме клеток подвесного потолка.

Доктор Мюрье рассказывал что-то о генетических заболеваниях, а напротив него сидели потерявшие всякий смысл и свет родители, так и не понявшие, зачем согласились прийти на эту передачу.

Папа сидел прямо, как будто забывшись. Желая избежать взгляда горя, которое одиннадцать лет назад уставилось ему прямо в глаза, он смотрел только себе под ноги. Сегодня вечером он наверняка откроет бутылочку «1664» и застынет в кресле перед телевизором, не глядя на экран, будь там Форд Боярд или Сикрет Стори, ну или футбольный матч, если кто-нибудь играет — но ни за что на свете он не стал бы включать программу про медицину.

Их дочка не росла, и сейчас, достигнув подросткового возраста, она выглядела как младенец. Никогда не говорила и громко плакала от каждого движения и прикосновения. Всё это ужасно пугало её, вызывало какой-то непонятный, неведомый обычному человеку страх.

На всех дверях в больнице висели странные цветные картинки и бумажные детские поделки, видимо, через благотворительную организацию переданные специально для больных детей — на её двери были неровные ассиметричные квадраты в сине-красных, фиолетовых тонах.


image description
image description

– Но вы же с таким же усердием продолжаете терапию, правда, доктор? – мать, бледная как смерть, утратившая надежду, всё ещё пыталась что-то изменить в этой, реальной жизни.

– Мы в это вкладываем очень много усилий, мадам, – сказал доктор Мюрье как бы с упрёком…

Отец только поморщился, мол, не доверяю я всем этим докторам, всё, что им нужно, это наживаться на нашем горе, а потом вешать охотничьи трофеи и дорогие ружья над своими золотыми каминами. Подумав об этом, он даже сквозь зубы процедил, чтобы никому не было слышно: «Мудак».

Такой он был диванный революционер. Мать же вдруг встала, оперлась на спинку стула доктора, смотрящего на неё высокомерным взглядом, и, явно не понимая, что делает, пошла к выходу.

А внизу под окнами бродила туда-сюда сумасшедшая, на которую, впрочем, никто не обращал внимания, и бормотала, что вот они, детишки, вот оно, чудо наше, замечательным цветком неизбежно прорастёт…

«Дневник Немирова»

16.11.2018

Сегодня я, Александр Немиров, как всегда, вышел на улицу города (который я не люблю), являющегося столицей страны (которую я не люблю). Вот уже 16 лет, как у меня нет родины, вот уже целых 16 лет, как из людей, с которыми я общаюсь, у меня только этот грёбаный Себастьян.

Чокнутый старец, живёт в девятиметровой комнатушке, а возомнил себя потомком Наполеона и Моцарта одновременно. Если он что-то зарабатывает, немедленно тратит на изысканные и недешёвые, знаете ли, дрова для своего камина, ну и на трубку. А всё остальное у него нищенское.

Так вот, когда я вышел на улицу, там был ещё этот лохматый придурок Сандро со старым геймбоем в руках, этот только и может, что трепать языком на тему видеоигр, ни хрена больше в жизни не умеет…

– Эй, ты знаешь Майкрафт? Крутая игра, там можно строить и уничтожать, бум, я там построил суперкорабль и взорвал секретную базу. Бум, бум!

Жизнь для него видеоигра, тоже мне… Я просто спокойно прошёл мимо, он даже не заметил, что я его больше не слушаю – и продолжал болтать, уставившись в экран, дебил.


image description
image description

Это была первая и последняя страница дневника Немирова, больше он за это дело не взялся, зато жизнь его продолжалась в самом оригинальным ключе…

«Стимпанк». Геннадий Блохин (Gennady Blokhin)
«Стимпанк». Геннадий Блохин (Gennady Blokhin)

 

25.05.2015

Константин Межлов, старый рокер, не брезгающий попсой, мускулистый, брутальный, в чёрных очках, подошёл с той стороны, с которой мы не ожидали. Обе руки его были заняты весьма тяжёлыми предметами, которые он нёс без видимого усилия – гитарный кейс и усилитель. Он как будто выпрыгнул из метро «Смоленская» на светло-голубой линии, и вместе с ним ещё кучка странных людей.

Они на ходу заполняли какие-то бумаги, очевидно, на вечность погрязли в бюрократии. А с крыши постоянно падали маленькие белые комочки, можно представить, что идёт летний снег. Он подошел сначала к мужикам, и отвесив им своё крепкое «Здорово», повернулся ко мне и некоторое время просто стоял, рассматривая меня. Потом, поскольку застенчивым он всяко не был, он пощупал мои бицепсы и, ухмыльнувшись, тихо сказал:

– Ну что, Сашка, сейчас у нас ласковый май. Доски кидать, судя по всему, тебя рано отправлять, хрупковатый ты пока что.

Было невозможно что-либо на это ответить. Разве что фатально констатировать: Сашка ты, Сашка. Что же ты можешь изменить? Да по большому счёту — ничего, или так мало.

А где-то там, среди всех этих людских потоков, стояли три девчонки, одетые по-летнему соблазнительно и по городским нормам не дёшево, и ели мороженное. Долго ли я ещё буду видеть такие зрелища, или нет?

Я вспомнил, как однажды совсем расстроился от этого всего. Я долго шёл по узенькой дорожке, здесь, под Москвой. Потом залез на дерево – не так высоко, чтобы начать бояться, но достаточно, чтобы ощущать приятную опасность. И с него смотрел на закат, пытаясь прочувствовать и осмыслить всё, что происходит и протекает.

Но боли больше не было, только понимал, что умиротворён.

15.05.2016

И вот я опять здесь, заперт в этом городе. Просто потому, что так должно быть. Выходишь на площадь, а там толпа. Я смотрю сквозь всю эту тьму, я вижу горящие мусорки, это значит, что здесь собирается буря. На четвёртом этаже мальчик в очках наблюдает за всем происходящим.

Он явно немножко помешан и чем-то достаточно озабочен. Наверное, думает – как это так? Да, точно думает, что мог бы когда-нибудь в другой жизни ходить здесь с девчонкой своей мечты и предложить ей – Софи, хочешь мармелада? – и поиграть с ней в шарики. В розовый и в голубой, как же иначе?

Но в этой жизни он так просто дебильчиком смотрит на всё вот это происходящее, да? Или он к тому же представляет и придумывает жизнь за каждого из нас? Лет через 15 так же будет смотреть. Только, может быть, к тому времени он ещё и папину бутылку коньяка опустошит.

Вот и громители у нас такие же – не понимают, что не внедрить в эту листву возможность прожить свою любовь. Они здесь нужны не для этого поворота, а так, для того, чтобы всё крушить.

А навстречу шёл богатенький, за ним плелась девчонка. Видимо, ей хотелось тоже пожить на Елисейских Полях, пока квартиры на Елисейских Полях ещё хоть что-то да стоят. У него был ярко выбеленный набриолиненный чубчик и самодовольный взгляд. Но не потому, что за ним шла эта девчонка, а потому, что увидел корешей своих.

– Пойдёмте в футбол, пацаны, – а потом, когда они подошли поближе, шёпотом, – шлюшка подождёт, ничего, она уже крепко сидит.

Они только поржали в ответ.

Вот все они ведут себя одинаково, и эти крутые, и гопники с окраин. Потому что они и есть одинаковые.

22.11.2016

Зима, темно и сумрачно, я иду по этой невесёлой улице, смотрю на дорогие машины в витринах, во всём этом столько помпы, столько чужого кайфа — и подумать только, что я мог бы быть по ту сторону. Я и Марелин. Каждое утро она бы говорила:


image description
image description

– Ну вот, твои сегодняшние сливки, ты же обожаешь именно вот эти сливки с карамелью.

Но такое точно невозможно, и надо это чётко понимать. Даже если бы мы были вместе, то мы бы были мальчиком и девочкой с окраин. Да, да, с наших долбаных окраин. И играли бы в мячики-раскидайчики. Или в настольные игры при свете электрической лампочки, потому что на окраине на улицах всегда слишком пасмурно и дождливо.

Не знаю, почему мне вдруг пришли эти мысли в голову.

Боже мой, какое недостижимое счастье. Знаете, наверное, действительно правы те, кто говорит, что нужно быть искренне счастливыми от букета полевых цветов, который тебе дарит любимый человек. А иногда, когда это возможно, всё же преподносить роскошные, но уютные дворцы – просто так, от души.

24. 03. 2017

Сегодня я копался на чердаке, там много самых неожиданных вещей: утюги, скалки, линейки и фломастеры, разорванные школьные портфели и игрушки, которым с каким-то зверством отрывали глаза, лапы и обливали их кровью, как будто это их собственная течёт из открытых ран.

Нашёл там скопище исписанных вручную листов бумаги. Они были разбросаны в совершенном беспорядке – видимо, их когда-то начала писать мамашка ребёнка шизофреника, сама тоже шизофреничка. Она сшивала их какими-то прохудившимися нитками. Причём сначала это выглядело, как если бы она описывала свою настоящую боль.

«… сегодня Джимми вернулся из школы с большим фингалом под глазом. Говорит, что встретился с дверной ручкой, я пыталась у него узнать, как именно произошла эта встреча. Он ничего не ответил, наверное, это из-за его длинных волос и пристального романтического взгляда, устремлённого тебе прямо в глаза, когда он с тобой разговаривает.

Они слушают свой рэп, а он подходит и спрашивает: «Интересно, это что?» И всё, одну единственную фразу говорит, а они, вот эти вот, ох как в ответ смотрят. Много кто испытывает к нему эту странную ненависть, даже зависть, и может быть – необъяснимое желание за что-то отомстить. На физкультуре играли в хоккей в зале. Подставили клюшку под ноги, да ещё и добивали сверху ногами, пока препод не подошёл, а им-то что до препода — им и на ментов-то пофиг.

Джимми влюбился в Нику, существует же на свете любовь, он долго смотрит ей в глаза, а по субботам приводит её сюда. Я с ними ем торт, а потом Джимми показывает ей свою коллекцию машинок. Они долго собирают из конструктора неведомые фигурки, они всегда счастливы и улыбаются, пока их строят.

Когда у неё чего-то не получается, он её тихо гладит по руке и всегда спокойным голосом в подробностях объясняет, что и как надо делать. Никогда не видела, чтобы люди умели так улыбаться. Может, действительно правы те, кто говорит, что настоящая любовь – это умение смеяться даже над самыми глупыми шутками того, кого любишь. А солнце никогда не заходит, пока они играют.

 

Ничего этого нет! Я придумала это всё! Меня так всё достало, что я бухаю по-чёрному, пустые бутылки уже заполонили мою живопырку, параллельно с этим мой сын не выходит из дома, потому что он всего боится. Даже его чёлка обвисла и романтический взгляд потупился. Только непрерывно пытается вскрыть себе вены и вырезает узорчики ножом на своей коже, она у него даже какая-то серая стала. Мой сын ни с кем не общается, даже со мной.

А я же так желала ему счастья. Господи, за что всё так. Теперь смотрю только на утку и селезня на ручье. Скоро, если хитрая лиса не съест, они полетят на юг. На какое-нибудь озеро в северной Африке. И там будут выращивать своего маленького утёнка Мики. Учить его нырять и собирать мальков со дна. Я как будто вижу маленькие, слегка заметные тени среди густых зарослей тростника на прекрасной поверхности воды, а когда наступает ночь, всё исчезает, потому что она примиряет нас всех своей тьмой. Почему всё так?»

Такую странную вещь я нашёл.

28.11.2018

– И народ всегда выходит, потому что хочет изменить что-то, в первую очередь – в глубине себя. Он хочет почувствовать, насколько прекрасен этот лёгкий ветерок его настоящей Родины, планеты Земля. На то они и люди, что очень любят ту романтику, которую никак не могут получить. Это всё начинает у них ассоциироваться с социальным протестом. С тем, что для власть имущих они стоят не больше, чем дерьмо.

Это всё мне Марелин рассказывает, пока рядом пацаны жарят сосиски на баррикадном костре.

– Мой дед был механиком и всегда говорил, что даже идеально сфабрикованная машина не поедет вперёд, если не залить горючего. Вот и человечество так же не сдвигается с места без добра.

Мы с ней часто гуляем. Она мне много таких вещей и говорит, и пишет.

03.12.2018

Со временем я перестану жаловаться на жизнь. Мы ходим по этому городу, и я начинаю понимать основы жизни. К нам иногда приходит и звонит в дверь русская бомжиха. Зовёт сумасшедшим голосом, как будто она не то во сне, не то в другом мире.

– Антооошка, выходи сюда, Антооошка, ты где, мяско тебе дам…

Мы ей отвечаем, что никого Антошки здесь нет, на русском.

А она бормочет и бормочет, что Антошка, наверное, в Питер уехал, а не то здесь, в этой Москве, стало слишком уж на Париж похоже… На этом она заливается психопатическим смехом и уходит.

Иногда, правда, она начинает плакать и причитать, что затравили газом живодёры её Антошку любимого.

Марелин говорит, что старики такие, нужно их любить несмотря на их неспособность слышать хоть какие аргументы, если они противоречат их мировоззрению. А какая же она сама, Марелин, если каждый вечер сжигает собой же написанный дневник. В своём же дворе, облив из стакана водкой, остатки которой она потом употребляет сама.

Потом она вешает сдувшуюся покрышку старого разноцветного волейбольного мячика себе на дверь. Синей полоской наружу означает, что она спит, жёлтой – что к ней можно, а розовой она никогда не поворачивала.

Наверное, мы все чего-то ждём или кого-то любим, или спокойно смотрим на вечерний огонь на закатном ветру, представляя, как могли бы любить.

Не понять многих вещей старику Себастьяну, дурак он, грешным делом будет сказано. И если правда то, что величайшая свобода и любовь – это стоять под окнами восьмиэтажного дома, вспоминая как свои заветные мечты то, чего на самом деле никогда не было – то что станется с его рассуждениями о том, что такое успех и провал, как правильно аналитически подходить к жизни, и даже о том, что такое добро и зло?

27.12.2018

Вот скоро уже и Новый год обещают. А мы тут все живём вместе, как будто так всегда было и должно было быть. И Марелин нас почти не покидает. Более того, к нам заходит маленький Джимми. Сейчас он уже не маленький, ему лет 12. Он приводит с собой Нику. Она более прекрасная, чем можно было себе представить.


image description
image description

Они разговаривают о том, как строить корабли из бумаги и палок и пускать их в долгое плавание под закатным солнцем, о жизни – наивно, конечно, но всё ровно, такое чувство, что им не по 12 лет.

Ника говорит, что всегда боялась ездить в лыжный лагерь, и накануне отъезда плакала так, что родители потом звонили в школу и усердно извинялись, объясняли, что их дочка больна. А она потом целую неделю рисовала картинки, а большую часть времени просто лежала на кровати и боялась. А теперь ей бояться нечего, потому что рядом с ней Джимми, и все свои картинки она рисует для него.

Она положила голову ему на плечо, они сидели прямо под ёлкой. Джимми скромно улыбнулся. Потом вдруг повернулся к моему отчиму и неожиданно спросил:

– Я видел у вас на чердаке (мы жили на последнем этаже) есть соломенная циновка, идеально для нас. Можно, мы с Никой там переночуем? Нам так хотелось бы ещё хотя бы день побыть…

Мой отчим, не будучи человеком злым, но работающий в администрации и уж всяко далекий от романтики, так и застыл со стаканом белого вина в руке.

– Вам переночевать здесь? Давайте вы лучше это хорошенько обговорите с Александром. Я созвонюсь с вашими родителями. И после праздников мы вас с удовольствием примем, ты на диване, в Сашкиной комнате, а Нику мы уложим на большую кровать в гостевой, она у нас пустует.

Воцарилось полнейшее молчание. Такое, что было слышно, как на ёлке зажигается и гаснет гирлянда. Джимми и Ника долго и грустно смотрели друг другу в глаза, как будто существовало что-то понятное только им двоим. Каждый раз, когда зажигалась гирлянда, на стенке появлялись тени, а на ёлке переливались блики от разноцветных ёлочных игрушек, как представление китайского цирка. А потом всё гасло, и они исчезали.

Они бы может поцеловались, пока ещё могли поцеловаться, долго, вложив всю свою любовь в один поцелуй, но мы все здесь были неизбежно лишними. Кажется, она хотела заплакать, но Джимми взял её за руку, так что ей снова стало легко на душе, и она искренно и светло заулыбалась.

Уже сейчас, когда ему было 12, было понятно, каким он был бы замечательным отцом, если бы у них когда-нибудь могли появиться дети. Они бы наверняка вырастили своих малышей счастливыми. На самом деле, он был настоящий красавец, Джимми. С ровной длинной чуть-чуть выгоревшей чёлкой на весь лоб, в полосатой футболке.

На шее у него висел амулет, он изображал то ли жёлудь, то ли коготь какого-то зверя. Если сильно не приглядываться, то амулет можно и не заметить. Он выглядел серебряным, хотя, скорее всего, был просто дешёвой безделушкой. Мальчик проговорил очень скромно, но при этом уверенно, и что странно – глядя моему отчиму прямо в глаза.

– Тогда вы нас извините, месьё, мы правда не хотели вас утруждать. Просто думали, что может быть, так было бы лучше.

– Нет-нет, ради бога, я вас нисколько не гоню, – проговорил мой отчим, чтобы разрядить атмосферу, – просто вы понимаете, здесь дело такое. Стоит и с родителями вашими договориться, а не то получится, что мы вас украли.

И он добродушно засмеялся, обрадовавшись собственной шутке, да и все вокруг засмеялись, и поэтому никто, кроме меня, не обратил внимания на то, как в уголочке тихо заплакала Ника. Джимми начал гладить и утешать её, но это было практически невозможно заметить среди хохота гостей, потому что мой отчим принялся рассказывать историю про то, как он однажды приехал к виноделу и не смог вернуться назад, потому что хорошо погостил у этого самого винодела.

Я слышал отдельные слова, как мальчик рассказывает своей возлюбленной про зачарованные острова, если я не ослышался, как они, сидя рядом друг с другом на высоком валуне и болтая ногами в пустоту, будут кормить крокодилов гигантским тихоокеанским тростником, ведь эти рептилии не страшные на самом деле, их даже можно погладить, как ручных.

И про свет, много света, что-то непонятное обычному человеку – и по её лицу было видно, как ей становилось лучше, и вот она уже улыбалась, пусть и со слёзками на щеках. Она была так красива, что можно было заподозрить её в том, что она – нереализованный шедевр непонятого и непризнанного гения.

Бледное скромное лицо, прямые волосы и красно-синий комбинезон, как нарочно сшитый несимметрично, даже как-то хаотично, специально под её характер. Чего она так боится, видимо, это какой-то только её чистой душе понятный детский страх, который она пытается выразить через декоративные бумажные фигурки. Она их вырезает с чисто девчоночьим мастерством, мы бы так точно не смогли.

Они ушли, как бы сами собой растворившись. Теперь я лежу с температурой, и только когда всё это дописал, понял, как сильно разболелся. Надо отдохнуть хорошенько.

02.01.2019

Да, вот так тяжело принять этот Новый год. Действительно, только с лекарствами и только на следующий день я понял, как же меня пробила эта увиденная на чердаке, который я прибирал, соломенная циновка. Наивен, бесконечно наивен был мой отчим, что не дал им там переночевать хотя бы одну ночь.

Ведь… на самом деле их нет!!! Улетели, как эфемерные мотыльки, погасли, как далёкие звёзды, рассеялись, как игра света. Да хватит уже с этой долбаной романтикой! Они же всего лишь мои мысли.
Но теперь, с того рокового дня, я чувствую себя плохо, как будто температура не спадает. Я познал, подглядел то, что не должен был узнать – и теперь дьявол установил за мной слежку.

Всё ещё протестуете, там внизу, на холодной улице, с порывами ветра и снегом в морду? Ну хорошо, завтра вы отправите этого мерзавца Макрона под суд в Гаагу, и что? Ничего не изменится, ведь они улетели… если бы меня отправили к так называемому квалифицированному психиатру, он наверняка запретил бы мне вот это моё «Они улетели».

Но в любом случае ни один жёлтый жилет и ни один лозунг никогда не спасёт нас от нас самих.

27.03.2019

Марелин сидела и смотрела вдаль, ловко и быстро вскрывая своими длинным искусственными фиолетовыми ногтями фисташки, аккуратно складывая скорлупки в кучку.

– Круто это ты придумал историю, – проговорила она, гримасничая, перед тем как уставиться в свою ленту Инстаграма.

Я бы и хотел ей ответить, что ничего крутого здесь нет, одни только страдания. Но с девочками так не разговаривают, хотя было понятно, что мы с ней не созданы друг для друга, это теперь уже очевидно, просто друзья. Не все же мы Джимми и Ника. В итоге я не нашёлся, что ей ответить, поэтому только пожал плечами и сказал, что мне уже домой пора. Она только кокетливо улыбнулась, быстро обнажив ровные и белые зубы, слегка выступающие вперёд.

На стенах висели её простенькие акварельки: в основном, фиолетово-синие человечки в немыслимой зелёно-оранжевой среде. На одной картинке были более яркие фигурки на белом фоне – незакрашенном, но не потому, что ей было лень его зарисовать. Сзади у них тоненьким фломастером были пририсованы крылья.

Внизу плакала, надрываясь, бомжиха. Напряжённо вскрикивала: – Где мой Антошка?

Мой отчим, так же как отец Марелин, из милосердия пытался в морозы пригласить её к нам домой погреться, но это всё ровно было бесполезно, она слишком сумасшедшая, чтобы пойти в тепло.

А на улице каким-то образом умудрялась выживать.

«Джимми и Ника». Геннадий Блохин (Gennady Blokhin)
«Джимми и Ника». Геннадий Блохин (Gennady Blokhin)

 

Вечер, уже вроде бы стало тепло, я вижу в окно, как бегут дети. Они в футболках, хотя ещё только ранняя весна. Мне уже давно никто не говорит, о чём я не должен думать, поэтому я со своего восьмого этажа представляю, как Джимми смотрит на залезшую на бетонную стенку Нику.

– Вот смотри, как я высоко, но мне здесь одиноко без тебя, спусти меня отсюда, пожалуйста, или лучше залезай сюда ко мне. Цепляйся за мои ноги и садись со мной рядом.

– Давай лучше за плющ, тебе же так больно будет.

– Нет, я хочу, чтоб ты схватился за мою ногу, за башмак. Тебе же так будет легче, и к тому же, так ты будешь ближе ко мне, пока лезешь.

Сумасшедшие, они хотят быть ближе друг к другу на одно мгновение и на несколько сантиметров. В то время как у меня нет никого на много миллиардов лет вперёд, и на миллионы световых лет во вселенный. Хотя на самом деле прекрасно понятно, что правы они, а не я. Он всё-таки залез на эту стену.


image description
image description

– Вчера я целый день пыталась сложить самолетик мечты. Склеить несколько листов разноцветной бумаги и запустить. Я бы представляла, что это мы с тобой летим. Потому что только когда ты здесь, я могу видеть столько света. Ведь не может же быть страшно рядом с тобой.

– Я уверен, что ты бы сделала его замечательно, моя маленькая красавица, но мне с тобой не нужен даже самолёт – хотя сделанный тобой я всегда бы хотел держать в руках. Но мы же и так летим, никогда не останавливаясь, в замечательно чистом и разноцветном мире. Где одна травинка для нас как высоченное дерево. И да, ты права – это чувство, когда мы вместе с тобой поднимаемся на самую верхнюю, колышущуюся на ветру ветку дерева, этот ветер, который мы с тобой придумали сами – тогда просто невозможно представить ничего похожего на страх.

– Поэтому я и хотела сделать этот самолётик, ты вдохнул в него жизнь. Он был бы как твои мысли. Одно крыло раскрашено яркими счастливыми цветами, а второе синее с зелёным – грустное, конечно, но тоже прекрасное. Ты сильнее меня, всё, что ты придумываешь, это как в раю (наверное, она не нашла слово «гениальное») … знаешь, мне иногда кажется, что ты и меня придумал, я бы сама ничего этого не смогла.

– Никогда не говори так, ты замечательная! И всё, что ты сотворишь, будет замечательным. Знаешь, я подкупил консьержа. Этот старый лентяй всё сделает, чтобы смотреть в своей конурке теннис или любой другой спорт с полуголыми бабами, вместо того, чтобы работать, поэтому любые деньги для него удовольствие. Я собрал все карманные, которые мог, и дал ему 50, а он мне в ответ ключ от чердака. Да ещё и с этим его старческим приколом: «Только не застрянь там, малёк. Хотя ты тоненький, ты пролезешь, на то ты и малёк. А я пока что на девочек посмотрю».

Он откусил большой кусок своего гигантского бутерброда и напялил очки, чтобы лучше видеть по телику Фан-клуб какой-то бейсбольной команды. Он, видимо, решил, что я авантюрист, и надеюсь там найти пиратский клад. А мне надо совсем другое, ты же понимаешь, моя прекрасная. Мне надо увидеть среди чердачной темноты тот коридор света, в котором летают бабочки. Тогда я, может быть, пойму, откуда мы. Ты же пойдёшь со мной? Любовь моя вечная. Летняя моя мечта.

 

Она утёрла слёзы, хотя, пока он говорил, она смеялась. Как и он, в глубине души она всё понимала и поэтому панически боялась таких разговоров. Но когда он крепко держал её за руку, всё в этом мире становилось так безопасно и так прекрасно, как несколько капель воды, подсвеченных яркими лучами солнца после дождя. Она улыбалась такой улыбкой, которой могла улыбаться только она и только сейчас, рядом с ним.

– Только с тобой я куда-либо и пойду.

– Знаешь, ещё когда мне мама пела колыбельную в детстве и рассказывала сказки про гигантских единорогов, которые учат маленьких единорогов, своих детей, прыгать через зачарованные деревья, чтобы те поняли, какое это счастье, летать над волшебным лесом – я как будто видел это, как будто чувствовал. Когда она уходила, я, уже почти засыпая, смотрел на маленький светящийся шарик, и в нём мне виделись бескрайние пустыни и облака цветов других вселенных. Я думал, что это каким-то таинственным образам связанно с моей подсознательной жизнью, и теперь я понял, как. Понял, что я счастливчик, потому что сижу здесь рядом с тобой и мы есть.

На своём восьмом этаже я весь сжался, когда он это сказал, будто пытался очнуться от ночного кошмара. Мне было мистически больно за них, что-то нечеловеческое на сердце, и при этом так же сверхъестественно хорошо.

Она ему ответила:

– Я есть потому, что есть ты, моё чудо.

(Я никогда не видел и больше не увижу такой улыбки, как у неё, когда она это говорила).

Он чуть-чуть подождал, посмотрел вдаль и усмехнулся.

– Единороги были не правы, не в полётах над зачарованном лесом высшее счастье. А в том, чтобы быть здесь с тобой.

По-моему, они поцеловались, закатное солнце стало светить очень ярко, хотя почти совсем уже зашло. И теперь было видно, что на их стене кроме того самого плюща нарисована гигантская радуга.

Они вместе, обнявшись, спрыгнули со своей стены, и пошли сюда в сторону моего этого, будь он проклят, чердака. За что же ты так жестока, старуха судьба, ведь они бы могли действительно идти туда, обнявшись. Ещё мне показалось, что у неё в волосы вплетены цветочки. Интересно, почему так, ведь… Ведь от моего наивного отчима и требовалось-то всего лишь пустить их в тот вечер к нам на чердак, но он… да, поистине благими намерениями вымощена дорога в ад.

Но чего это я, ведь их же нет…

 

Сбился со счёту, какой день, но внизу на улице до сих пор орут. Значит, Макрона ещё не свергли.

Залез на чердак, Нику и Джимми не встретил. Наверное, опять улетели, и в этот раз, может быть, навсегда. Хотя говорят, что лучше не употреблять «навсегда», но мало ли что болтают. А я им отвечаю, что хочу, свободная страна – даже с Макроном. Короче, откопал и разобрал ещё одну заметку нашей сумасшедшей.

«Антооооошкаааа!!! Как я любила тебя. Антошка, дорогой мой, любимый Антошка, за что ты был настолько жесток со мной, я же смотрела на тебя в тот день, смотрела! В нашем селе на этой загнивающий улице. Я ждала, тебя ждала на этой улице. Я верила в твои чувства. И сорвала специально для тебя самую красивую ветку сирени из моего сада. Я же и сейчас помню каждую книгу, которую мы с тобой брали почитать у дачницы из Ленинграда Екатерины Александровны (она нам рассказывала про неописуемую красоту и энергию архитектуры, и про так ненавистную материалистам способность Святого озера на Карельском перешейке заживлять человеческие раны). А ты пришел, Господи, страшно подумать, с четырьмя пацанами, и главное, с этим Витьком Крутым… Я всё видела из той самой канавы, Антошка, я за вами подсматривала. Как вы вели связанную кричащую Марусю. И как Витёк Крутой вынул кол из забора и лишил её девственности, и как вы все пьяные ржали, когда он это сделал, и как у неё текла кровь. Господи, как же ужасно, что я до сих пор помню твою рожу в этот момент. Я смогла сбежать, Антошка, и с тех пор понимаю, что уж лучше жить в Париже на улице, чем в нашем селе под крышей. И да Антошка, я тебя ненавижу, но до сих пор верю во все твои сказки, которые ты мне рассказывал под сиреневым кустом. Какой же ты тогда был добрый, и как мы тогда с тобой были счастливы, много ты мне обещал, милок, ах, все эти прекрасные легенды в сиреневым саду, да что там… В свекольном огороде под строгим присмотром тёти Наташи с тяпкой, которую она могла использовать не только по прямому назначению, если вдруг мы бы начали делать что-то другое, а не рассказывать друг другу сказки. У неё-то всё было строго, до свадьбы нельзя. А мы и не собирались этого делать. Эх ты, Антоха. Засранец»

Ну вот и всё, пора бы уже и уехать куда-нибудь, только на какие шиши? Как говорится, к глубоким голубым озёрам и чистому небу. А не то я здесь с ума сойду, хотя что там… уже сошёл.

Конец дневника Немирова

 

Старик Себастьян сел в кресло, искренне довольный своей работой. Он уже три дня не мылся и, учитывая, что жил он в весьма плохих условиях и к тому же был крайне рассеянным, в его ванне сама собой образовалась куча немытой посуды, залитой водой, по поверхности которой гордо плавала макаронина.

В молодости он прославился как провалившийся с треском учёный, не сумевший доказать свою собственною теорему, и таким образом поднявший себя на смех. Он решил заняться психологией и переплюнуть Марка Хэддона, написав книгу о взаимоотношениях особенных детей и подростков с разными диагнозами.

Но мог ли старик Себастьян представить себе таких людей, как Саша Немиров и, тем более, как Ника и Джимми? Ответ прост. Конечно, нет! У него на это просто воображения бы не хватило. Значит, может быть, они сами рассказали ему эту историю? Что ещё могло случиться? Как бы то ни было, старик Себастьян выглядел умиротворённым.

Даже предпринял несмелую попытку выстроить в ряд кучу кассет с записанными телепередачами, среди многочисленных королевских этапов Тур де Франс и финалов кубка мира по настольному теннису явно лишней выглядела кассета с записью передачи д-ра Мюрье и Секр. Ор-е МП в Сов. Арм. Он остался крайне доволен своей работой и сварил себе чашечку кофе.

Заметка старика Себастьяна

Был прекрасный день, я вышел в парк и сел на скамейку, ко мне присоединилась сумасшедшая старушка.

– Как погода, как настроение, Анечка? – спросил я у неё, чтобы завязать разговор. Так и спросил, по-русски.

– Да чего тут настроения, детки выросли, вот поехали в какие-то там леса Амазонки, прекрасный замок строить, говорят, что только там красиво. У нас, мол, всё гадко тут в Питере. Я им говорю – учиться надо, молодые пока, а они – нет, старая, поедем в леса Амазонки. Люблю я их, дураков, храни их Господь, каждый вечер молюсь перед распятием, чтобы у них только всё было хорошо, с этими их зверюшками. А никто дикий бы их не кусал, змеюка там или кто. Ты-то хорошо это понимаешь, мы с тобой старые кореша, Сэб, всё у меня про них выспрашивал да интересовался. Вот и я тоже интересуюсь, а они мне через этот, как бишь его, «Фясбюк», всё фотографии присылают, ничего я не понимаю в этом, старая я теперь, только и могу, что за них пальцы скрещивать, на это только и годна. Для меня Никочка тоже как моя родная доченька. Всё хочется внучков повидать, вот бы они в своих этих диких лесах про это тоже не забывали, а то всё звери да звери у них там, ну и деревья, листики тоже, да что я всё не в своё дело нос сую. Главное, чтобы в Россию хоть раз прилетели, про матушку нашу родину не забывали, уж больно потискать их хочется. А мы уж с моим Антошкой, как два старых тополя качаемся. Всё за картошкой ходим, картошку он у меня любит, и в любой суп её можно бросить, чудо, а не овощ. О, смотри – ёж с целой коллекцией осенних листьев на иголках. Куда это он их несёт, наверное, детёнышам своим. Ладно, пойду и я, пора суп моему Антошке варить, заждался миленький.

– Да, ты там не хворай, мне тоже, наверное, пора.

Я не стал ей объяснять, что их на самом деле нет, сейчас это уже бесполезно, но старуха своей шизофренией всё-таки меня зацепила. Показала на телефоне сообщение:

«Привет, мама, у нас всё хорошо. Вчера вспоминали с Никой, как убегали в лес и там ставили палатку. А её, бедную, тогда клещ укусил в ногу, а у нас был только один маленький фонарик, чтобы посветить и его вытаскивать. Вот повеселились тогда, ей даже не больно было, только смеялась, что её надо ущипнуть за ногу ещё сильней, тогда клещ сам выпрыгнет. Если бы ты знала, мама, как я её люблю, но мы же все уверены в том, что вечные валуны и многовековые деревья, которые хранят секреты, хранят и наш тоже, они нас понимают. Я что-то отошёл в сторону, наверное, всё потому, что тут речка чем-то похожая на ту, нашу. Мы наблюдаем за птицами, они как разноцветные бумажные самолётики, летают высоко, но людей не боятся, очень гордые и добрые, не буду тебе говорить, как они называются, ты всё равно забудешь. Ладно, не обижайся, я же шучу. Будь умницей, мама. Обнимаю, увидимся, Джимми».

И фотографии приложены, где их самих, конечно же, нет, видимо из Интернета скачать умудрилась. В любом случае, легенды живы, пока живы люди, которые в них верят.

Навстречу мне бежал, весь взъерошенный, геймер, как там его, Сандро.

– Дяденька, дяденька, вышло ещё много крутых игрушек. Новая версия Форнайт, я видел видос на Ютюбчике, просто офигенно и…

– Занятно, очень занятно, мальчик, – сказал я, чтобы удовлетворить его каким-либо ответом и при этом не уронить собственного достоинства. Он, впрочем, даже не дождавшись моего ответа, уже убежал со своим устройством в руках.

Хотя я прекрасно знал, что мы в Париже, я ясно увидел вокруг себя супермаркеты «Дикси» и «Пятёрочка», газетный ларёк «Первая полоса», молодого человека, активно рекомендующего попробовать новый холодный чай Липтон, по-русски. Агитаторов КПРФ и Яблоко. И трамвай, подъезжающий к станции метро «Горьковская»…

А среди этого всего – ёж, который несёт букет осенних листьев домой. Видимо, своему семейству. Краски стали приятно освежающе холодными, и с неба вылился сильный дождь, одним единым водопадом. Целебная жидкость, данная нам свыше. Как после засухи, когда никто уже не верит, что существует вода. Как возвращение к здоровой жизни после сильной и безжалостной горячки.

«Петербург». Геннадий Блохин (Gennady Blokhin)
«Петербург». Геннадий Блохин (Gennady Blokhin)

 

Два простых парня, любители заброшек, с довольными улыбками на лицах и фонарями на лбах, шли по гулким коридорам с облезлыми, местами до кирпичей, стенами, перешагивая через ломаные ящики, давя тяжёлыми башмаками ржавые мятые гильзы, скользя по лужам странного происхождения, мягко ступая по истлевшим тряпкам, шурша обрывками никому больше не нужных бумаг с выглядевшими теперь так несерьёзно и так по-киношному декоративно грифами «Совершенно Секретно».

В тот момент, когда один из парней достал мобильник, чтобы сделать селфи для группы ВК, его внимание привлёк листок бумаги на полу, он нагнулся и поднял его.

– Смотри-ка, Антошка! Тут твой тёзка пишет!

Второй заинтересованно обернулся и взял смятый пыльный листочек из рук первого.

Задержанное письмо красноармейца Антона Никатинского

Информация СС. Антон Никатинский погиб при испытаниях оружия массового поражения нового поколения PARIS/2019.

Житомир 22.05.1982

Дорогая Анечка,

Я помню тебя, я тебя здесь не забыл, хотя и почти сошёл с ума. Я помню наш прекрасный сад. Помню сирень и вкус самой спелой малины, которую ты горстями давала мне. И конечно, наши замечательные сказки. Каждый день вспоминаю свой приезд сюда на выходные, как же я тебе благодарен за это, Анечка, родная моя!

У нас была слишком редкая способность понимать свет. Собирая черноплодку, мы чувствовали связь каждой ягоды со вселенной. И нам наивно хотелось поделиться друг с другом тем, что мы видели в нашем нескончаемо буйном и даже каком-то неосвоенно-детском потоке вдохновения. Это нас всегда как будто приводило к тому месту, где от яростного водопада остаётся только прекрасная свежесть. Абсолютное умиротворение.

Помнишь, как они нам все надоели, и как нам было страшно за Марусю, и жалко её, и жутко, что она живёт в этом сарае, как корова в стойле. И что Витёк и его пацаны запросто могут изнасиловать её. Мы мечтали о том, как наши дети будут расти на улицах прекрасного, нами выдуманного Парижа.

Но извини меня, моя Анечка, мне кажется, что я тут уже совсем тронулся без тебя. Я уверен, я почему-то точно знаю, что не выберусь отсюда, меня здесь скоро убьют. А ещё я знаю, что их там не будет, Анечка, как бы больно мне ни было тебе это писать. Я видел во сне далёкий год, я никак не мог понять какой, потому что календаря я там не нашёл.

Жестокий бунт, который в своём подсознании даже не мог себе представить, извини, что скажу очевидную вещь: на войне нет правых и виноватых, Анечка. Это было больше, чем сон, я даже не знаю, как это описать, Анечка, оно пробило меня насквозь. Там всё так же. Когда я не вернусь, даже не знаю, что тебе посоветовать, чтобы ты спаслась. Не беги туда, даже если сможешь.

Всё это бесполезно в любом случае. А ещё знаешь, что я видел в этом ужасном сне? Как он в полном одиночестве гуляет по совершенно пустым Елисейским полям и…

Идёт командир, надо на задание, прощай, моя любимая Анечка, никогда больше не увидимся.

Твой Антошка

#

Текст: Михаил Детинко (Mikhail Detinko)

Михаил Детинко
Михаил Детинко недавно публиковал (посмотреть все)

Изображения:

«Один». Фрагмент. Автор Геннадий Блохин (Gennady Blokhin)

«Стимпанк». Геннадий Блохин (Gennady Blokhin)

«Джимми и Ника». Геннадий Блохин (Gennady Blokhin)

«Петербург». Геннадий Блохин (Gennady Blokhin)

Материалы предоставила Елена Перне (Elena Pernet)

Поделитесь публикацией с друзьями

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Похожие тексты на эту тематику