Юрист Шанин
Ясным июльским днем, около полудня пришли к нам два приятных гражданина. Назвались следователями и служебные удостоверения показали, что сразу заинтриговало. С места в карьер официальные лица заговаривали громко и развязно.
— Ваша подпись? — показывая краешек какой-то бумаги.
— Моя-я.
— Вот и ладнько, тут мы вас всех и повяжем, сушите сухари, дамочки.
И дальше в том же духе. Один, видимо, чтобы тяжелый пистолет ремень не оттягивал, а может на жаре бока взопрели, без стеснения достал из кобуры грозное оружие и положил у всех на виду на стол. Мы совсем приуныли.
А стражи правопорядка не очень прозрачно намекали на какую-то дерзкую квартирную аферу, злоупотребления, подделку документов, взятку, неотвратимость наказания и смягчающие обстоятельства чистосердечного признания.
Нет дыма без огня. Контора наша, действительно, оказывала услуги по приватизации муниципального жилья. Занимался этим отдельный сектор, а уже готовые, по всей форме перепроверенные документы, приносились нам на подпись.
Несмотря на намеки, мы мало что понимали, были, как говорится ни ухо, ни рыло, здорово струхнули и очень хотели признаться. Знать бы в чем!
Можно, конечно, прояснить ситуацию, мышкой прошмыгнув в соседний кабинет, и дозвониться до наших приватизационных спецов, служба которых находилась по отдельному адресу. Уж они-то в курсе.
Как на зло, нужные телефонные номера тупо не отвечали или были глухо заняты. Доступен оказался только Шанин, числившийся у нас юристом по совместительству.
Сколько ему лет, никто не интересовался, но все знали, что он давно на пенсии. Был Шанин низкоросл и тучен почти до круглости. Крупную розовую лысину его обрамлял редкий венчик белесых волос, а полное румяное лицо украшали широкий нос и небольшие, глубоко посаженные, голубые глаза. Он мучился одышкой, из-за чего двигался медленно, осторожно и говорил тихо, чуть ли ни шепотом.
Давались ему какие-то мелкие, незначительные поручения, которые он выполнял тоже медленно, после напоминаний, хотя неизменно аккуратно и тщательно. Зато и вознаграждения за его труды были почти символические, а когда после санатория попросил возместить расходы на лечение, бухгалтерия долго тянула с компенсацией. Впрочем, был незлобивый и на наши косые взгляды и смешки не обращал внимания.
Больших надежд на него мы и теперь не возлагали, все же просили прийти.
Шанин обещал и, против ожиданий, явился быстро. Сдерживая одышку, он потихоньку переступил высокий порожек и улыбаясь одними глазами, сказал свой обычный негромкий «добрый день». В тот же миг наших надменных посетителей словно подменили. Открыв рты, мы с изумлением наблюдали, как самоуверенные, крепкие мужчины резво вскочили перед этим смешным розовощеким толстяком чуть ли не на вытяжку.
— Ну, что тут происходит? — пару секунд погодя, словно, оценивая ситуацию, спросил вновь прибывший.
— Да, вот, Лев Николаевич, — (они были знакомы!) почти извиняющимся голосом промямлил старший, торопливо пряча страшный пистолет, и доложил — не нам — Шанину что-то уже быстро и толково. Вскоре посерьезневшие оперативники спешно ушли, вспомнив о других неотложных и важных делах.
А Шанин объяснил, что есть жалоба, мол, одна из квартир приватизирована незаконно, возбуждено дело, будет следствие. Почему-то сразу стало спокойнее, почувствовали себя увереннее, защищеннее, хотя и долго обсуждали этот непонятный случай.
Опять приходил тот, что моложе и ниже званием. На это раз был немногословен, оружия не показывал, а кропотливо сам-лично пронумеровал станицы и аккуратно переписал на отдельный лист названия учетных журналов, после чего их увезли в какой-то правоохранительный орган.
От нашей конторы с этим делом разбирался Шанин. Но на любопытные расспросы он отвечал скупо, мол, все идет чередом.
А вскоре одна из спецов, из тех, что готовили документы для приватизации, призналась, что ее дважды вызывали на допрос.
Тут надо бы кое-что уточнить.
Заявления на приватизацию жилья принимались только лично от ответственных квартиросъемщиков. Приватизация оформлялась долго, часто до полугода. Готовый договор тоже выдавался строго в руки новоиспеченным собственникам недвижимости.
И вот что рассказала Людмила Александровна, которая, между прочим, была приветливым человеком и опытным сотрудником. Однажды к ней с просьбой приватизировать квартиру обратилась старушка-божий одуванчик. Ее сопровождала пятидесятилетняя дочь. А когда настал срок забирать договор, дочка пришла одна. Мол, мама тяжело больна, лежит, не встает, помилосердствуйте, прошу-молю выдать договор мне. И столько неподдельной скорби было в ее горьких причитаниях, во всем ее облике несчастном, что дрогнуло заскорузлое чиновничье сердце.
Дочка просила-молила вполне искренне неслучайно и не зря. К дню получения договора ее мать-старушка уже три дня лежала на кладбище. Тремя бы днями раньше – дочка законная наследница, а так – спорный случай. А ведь деньги немалые. А ведь в этом доме жизнь прожита. И она решила сначала действовать наудачу, а будет бой – не отступать. Пламенное желание сохранить дорогие родные квадратные метры было столь велико, что даже искушенная Людмила Александровна попала под его гипноз.
Может, все и обошлось, но виды на жилье имела не только дочь, проживавшая последнее время отдельно от мамы. Квартира после смерти единственной жилицы мгновенно поступила, в так называемый, выморочный муниципальный фонд и тут же была распределена участковому милиционеру. Он, однако, не торопился ее занимать, но когда дочка заявила наследные права, быстренько вывез куда-то старушечью мебель и сменил дверные замки. А узнав про свеженькую приватизацию, еще быстрее пожаловался куда следует.
После чего бравые оперативники, служебный долг которых подкрепила обида за коллегу, прибыли к нам решительно бороться за справедливость. Что там наш Шанин им сделал, может одного острого взгляда его оказалось достаточно, но более нас не пугали и не беспокоили. Да и с подозреваемой нашей сотрудницей, как она сама говорила, на допросах были вежливы.
Следствие длилось несколько месяцев. Людмила Александровна как кремень стояла на своем: виноватая я, дала слабину, но мзду не брала и точка! Мы ей верили. И, значит, не было в ее действиях ни умысла, ни корысти.
Про нас, казалось, совсем забыли, даже обидно как-то, столько шуму – и ничего, а вскоре и конфискованные бумаги вернули. Отделались мы легким испугом.
А еще узнали, что прежде тишайший Лев Николаевич много лет служил следователем по особо опасным и запутанным преступлениям. Среди знатоков о нем до сих пор легенды ходят. Теперь мы смотрели на Шанина с уважением и более за его спиной не хихикали.
А еще через полгода правительство решило считать датой волеизъявления граждан день подачи заявления на приватизацию жилья. И, надо думать, отстояла таки настырная дочка спорную квартиру.
2005
#
Текст: Марина Охримовская
Фото: Ольга Вартанян
Поделитесь публикацией с друзьями