Александр Хургин. Мемуарные байки: Возвращение в Донбасс
Schwingen.net публикует восемь рассказов Александра Хургина из цикла «Мемуарные байки».
Тогда это был именно Донбасс. А не Домбас, как сейчас…
Не знаю, зачем я хочу о нём рассказать. Но у меня появилось ощущение, что есть в этом какой-то смутный смысл.
Два еврея
После института я по собственному глупому желанию попёрся работать на шахту. За опытом. В город Красный Луч, комбинат «Донбасс-Антрацит», шахта «Запорожская». Располагалась она в высшей точке Донецкого кряжа, в степи. От Красного Луча 25 км и столько же не доезжая Дебальцево. Посёлок 2000 человек. Всё как надо.
Приехав и как-то устроившись, пошел записываться в библиотеку. Библиотека на шахте была по тем временам роскошная. Треть всего прочитанного в жизни я почерпнул из этой библиотеки. А кое-что с молчаливого согласия библиотекарши — впоследствии украл. Все равно, кроме меня, эти книги никому нужны не были.
Да, так вот, пришел я записываться в библиотеку. Девушка вынула из стола формуляр:
— Фамилия?
Я сказал.
— Имя-отчество?
Я сказал.
— Национальность?
— Еврей.
Она подняла на меня глаза и спросила:
— Что, так и писать?
А до моего приезда в шахтном посёлке жил всего один еврей. Лёва Гофштейн. Вежливый, тихий, приличный дядька. И все евреи в представлении местных жителей были похожи на него. Работал он начальником техотдела, то есть ходил в чистом и практически всегда на поверхности, в конторе. Я же сдуру полез на добычной участок. Сперва, чтобы войти в курс дела, электрослесарем, потом механиком — на самую собачью должность, какая только есть в шахте. День ненормированный, выходных нет. Идёшь пить водку или играть в преферанс – обязан сообщить диспетчеру, где тебя в случае чего искать. В общем, не жизнь, а сплошной праздник труда.
Как-то в лаве, когда я с двумя подручными, весь в угле и в масле, менял гидродвигатель угольного комбайна БК-52, рабочий очистного забоя Голуб спросил:
— Зиновьич, а кто ты по национальности?
— Еврей.
Голуб сначала не поверил, а потом сказал:
— Какой-то ты еврей нерусский. В смысле, нечеловеческий.
С тех пор прошло больше сорока лет. То, что я еврей не русский, определилось окончательно и бесповоротно. Что же касается второго определения, то мне и сегодня не даёт покоя вопрос: прав был Василий Иваныч Голуб или не прав?..
Фащевка
Шахта «Запорожская», если посмотреть на карту, располагалась почти напротив села Фащевка. Шахта с одной стороны дороги Харьков — Ростов, Фащевка с другой – в некотором отдалении. И очень много рабочих ездило на шахту из Фащевки.
Я не знаю, насколько достоверны мои сведения об этом селе. Но говорили, что основали его беглые каторжники.
Ещё в Екатерининские времена их гнали осваивать юг России, а они бежали из-под стражи и селились в сторонке от тракта. Местные жители утверждали, что в Фащевке никогда не было помещиков и крепостного права. И советской власти тоже не было. Одна видимость.
Более того, там во время войны не было немцев. Вернее, они свернули с дороги, увидев поселение, вошли, остановили первого попавшегося мужика и сказали: «Будешь старостой». После чего уехали. И больше их в Фащевке никто не видел. Даже на обратном пути не заглянули. Видно, на обратном пути не до того им было.
И уж чего точно не было в Фащевке и окрестностях – это национальной розни. Фащевский народ состоял из русских, украинцев, белорусов, поляков, венгров, румын и прочих, и прочих, и прочих. Язык, на котором говорили люди, представлял из себя какую-то дикую смесь непонятно чего с чем.
Помню, некий Миклош жаловался: «ВШТ – есть бОрдак, а мы все дурАки» (ВШТ — участок внутришахтного транспорта). Вместо «бежал» там говорили «бегАв», вместо бежать – бечь. «Когда» превращалось в «калды». Лопата звалась грабаркой, кровать — крОватью, завтрак, который брали с собой в шахту, тормозком, а трёхлитровая банка самогона — бутыльком. Но случались и языковые откровения.
Породу после буровзрывных работ убирала машина ПНБ-2 (породопогрузочная, непрерывного действия, с боковым захватом). Что-то вроде снегоуборочной. Лапы у нее гребут по очереди — сначала левая, потом правая и так далее. Все легко могут себе это представить. Кстати, в народе такая машина называлась почему-то «Иван».
Так вот, машинист после смены обязан был написать механику в особом журнале, если машина требовала ремонта.
Прихожу как-то на работу, открываю журнал и читаю: «Машина работает куды зря». И все. Ни слова больше. Интересно, думаю — как это? Переоделся, спустился в забой, включил машину — она гребет двумя лапами вместе, одновременно. Ну, срезало шлицы на одном валу под лапой. Бывает. Но каково определение! Коротко, точно и ясно. В общем, умри – лучше не скажешь.
Воруют
Если применить к Донбассу карамзинское «Как там в России? Воруют», ответ будет: «Пьют и воруют». Справедливости ради надо сказать, что в мои времена там ещё и работали. Много и тяжело. Рабочий очистного забоя уходил на пенсию в пятьдесят. Умирал в пятьдесят один.
О «пьют» ещё расскажу. А воровали в Донбассе по советским меркам как-то даже отчаянно. Каждый на своём месте, по мере сил и возможностей. Начальство выписывало на рабочих липовые премии, закрывало липовые наряды, липово что-то ремонтировало и покупало. Главбух, идя в отпуск, начислял левые деньги всем подряд, в ведомости «округлял» красным карандашом сумму, и её у тебя отнимали прямо в кассе.
Я сразу же сказал кассирше, что не отдам. Премия, так премия. Кассирша офигела, позвала главбуха. Главбух удивился, но не настаивал. В следующем месяце левую сумму у меня вычли. И больше таких фокусов со мной он себе не позволял.
Но воровало не только начальство.
В начале семидесятых на шахте то ли «Известия», то ли «Засядько» — не помню уже – эфэргэшные немцы монтировали свой эфэргэшный струг. Застелили лаву досками, разложили никелированные инструменты, приспособления, приборы и прочие немецкие чудеса. Отработав, оставили всё там, где застал их конец смены. Назавтра выяснилось, что украли всё!
Потом долго восстанавливали немцам их комплекты инструментов, доставали нужные приборы – у нас-то ничего подобного не было и в помине. А когда восстановили, процесс организовали так: немцы работали семь часов, а остальные 17 вверху и внизу лавы дежурили специальные сознательные люди, чтобы никто туда не мог войти. Заставить же немцев таскать инструменты с собой на поверхность и обратно, как это делали все нормальные шахтёры, так и не удалось. Они просто не понимали – зачем?
А струг их задавило горным давлением чуть ли не в первый месяц работы. Не пошёл у нас их хвалёный струг. Не прижился.
Как-то ночью, после смены, я заметил огромного мужика со стойкой крепления ствола (вес 90 кг) на горбу. Подошёл – крепильщик Саша Пихтерёв. Обычно он работал с напарником. Напарник девять месяцев крепил в шахте стволы, а на три месяца, договорившись с начальником и Сашей, уезжал на гастроли. Сочи, Анапа и т.д. И возвращался на «Жигулях». В свободное от шахты время он был каталой. Шулером.
Да, так вот, я говорю:
— Саша, зачем ты её тащишь? Стойку.
Саша задумался, бросил ее на землю и сказал:
— Может, пригодится? — потом добавил: — Хотя это вряд ли.
Но больше всего меня бесило, когда воровали маслонасосы. Потому что воровали их, чтобы качать воду из колодца на огород. И объяснить, что от воды маслонасос сразу заклинит, никому было нельзя. Крали, крепили на раму, подсоединяли шланги, опускали в колодец, включали и — выбрасывали. Иногда вместе с двигателем, украденным на той же шахте. Поскольку при заклинивании насоса он часто сгорал.
В конце концов, я дал задание свалить все маслонасосы в совершенно доступном месте. Изготовил щит на палке, написал на нём: «Маслонасосы для идиотов — воду откачивать». И, как ни странно, воровство насосов прекратилось.
#
- Александр Хургин. Деды воевали - 10 ноября 2022
- Александр Хургин. Ожидание войны - 3 мая 2021
- Мемуарные байки: продолжение, которое всё ещё следует - 27 октября 2020
Продолжение следует…
Фото:
Вентиляционный ствол шахты им. Засядько (г. Донецк), примыкающий к Щегловскому кладбищу. 2007 г. (© Yakudza, https://commons.wikimedia.org/wiki/File:Zasyadko.jpg
Поделитесь публикацией с друзьями