Любой ангел минорен, как разбитое пианино
«Осень в Калифорнии» - книга Керима Волковыского вышла в Москве в начале нынешнего года. В сборнике четыре рассказа и две повести. О книжной новинке рассказывает литературовед Кирилл Ямщиков.
Стоит ли подмечать, формулировать очевидное? Границы определяют литературу и нас, обездоленных, внутри неё. Разваленные империи открывают шедевры — империи основанные шедевры губят.
Керим Волковыский — перво-наперво homo scribens. В основе его жизнетворчества лежит слово, слово как таковое, избавленное от смыслов, оттенков, дурнопахнущих коннотаций. Из слова, как известно, произрастает жизнь.
Мы это знаем не понаслышке.
«Осень в Калифорнии» — опыт жизни в письме, а не подражания тому, что плачет, стенает в анатомическом театре плоти; письмо не вызволяется из прожитого, но становится им. Поэзия, зацементированная слева-направностью, бегущей строкой прозаического ритма; важно ли это, в конце концов, когда литература до ужаса свободна?
Но если же спускаться к схоластике, то перед нами — да, разумеется, всамделишная книга новелл. Любовник здешних историй один — Селим Дворкин, дух-проводник авторских измышлений. Его мы встречаем неоднократно — кляксой, порывом ветра, действительным портретом, бумажным человечком повествования.
Перед нами озеро жанров. Жанров, забытых начисто. Робинзонада? Весьма возможно. Ощущать себя единственным человеком на острове, заселённом иными — experience вполне реальный. Об этом, ни много ни мало, почти вся литература. Отчуждение есть потенция. Потенция к освобождению, побегу из сна.
Власти ошиблись в оценке катастрофы. Весной в приграничном регионе беженцев было больше, чем местных жителей. Из-за ужасающих условий и болезней...
В книжках Иосифа Бродского этого произведения нет. Авторство стихотворения «На независимость Украины» долго оспаривалось, говорили, что это стилизация, что он такого...
Агрессия России против Украины превратила миллионы людей в беженцев. Многие из них живут сейчас в Швейцарии. В связи с этим...
Полина Зоммер приехала из России в Швейцарию подростком, это было связано с работой отца. Временное пребывание стало для семьи постоянным....
По данным Госсекретариата по миграции в Швейцарии на начало октября 2023 года зарегистрировано более 65 700 временных переселенцев из Украины...
За терактом в Москве стоит Путин? «Я узнаю почерк своих бывших коллег из российских спецслужб», - говорит бывший полковник Главного...
Минувшая неделя по-новому высветила настроения российских граждан в своей стране и эмиграции. Имитация выборов российского президента проходила под залпы вооруженного...
В России задержан историк и публицист Александр Скобов, его обвиняют в «публичном оправдании терроризма». Сейчас в списках «Мемориала» 694 политзаключенных,...
Американский историк Тимоти Снайдер исследует заблуждения российского президента по поводу «украинского следа» в теракте 22 марта в Подмосковье. Из высказываний...
Сюжеты новелл разнообразны, но любовь узнаётся в них повсеместно. Любовь каталогизированная, дарованная на всякий цвет и вкус: кинематографический калейдоскоп.
Меннипея? Как же без неё. «Осень в Калифорнии» — сплошное движение: остановки здесь редки и до того пластичны, инвариантны, что не ощущаются таковыми. Ведь каждая из новелл — так или иначе — стенографирует тяжбу эмиграции, и не важно, какой именно — духовной (советское номенклатурное будущее, как страстно оно и красочно) или физической (Швейцария, Турция, Америка). Важен сам факт метаморфозы; остальное — детали.
В предисловии к новеллам Керим пишет о чувстве «всемирной бездомности», испытываемом каждым из героев книги. Невозможность обрести дом, дом, отсутствующий изначально — представьте трагедию сильнее, чем узнавание руины (казалось бы, пёстрый фасад — а за ним пустота), — пронзает до боли, заставляет листать страницы с лихорадочной весёлостью.
Человек, заставший советское, пропитавшийся им, осознаёт это лучше многих; проносится сонм перекличек. Очевиднейшая — «Потерянный дом» Житинского, книга, объяснившая всё одним названием, воспевшая горестное непостоянство.
Сюжеты новелл разнообразны, но любовь узнаётся в них повсеместно. Любовь каталогизированная, дарованная на всякий цвет и вкус: кинематографический калейдоскоп. Тонкое, упадочное, в тонах Висконти, откровение «Уроков турецкого» никак не вяжется с плодородной интонацией «Нины Степановны»; точно так же финальные повести выверенным городским светом — светом, можно сказать, олтменовским, едва ли дополняют барокко начальных историй.
Мы, читатели, вольны выбирать картридж далёкой грусти.
И вновь — возвращение к безвременно важному: интонации, которой Керим играет до помрачения живо. Это европейский забег на длинную дистанцию, знакомый любому большому художнику (даже, заметим, необязательно в Европе и бывавшем). «Осень в Калифорнии» умещает прямо противоположное, несносное, дикое, напоминая о — легче перечислить, нежели вызволить по отдельности: Модиано, Кише, Мураками, Бротигане, Грабале, Памуке…
«Селима не покидает странная мысль: если Alp — это место в горах, куда выгоняют скот, а Traum — сон или видение, то почему же Alptraum — это кошмар, как такое может быть, надо спросить у Морица. А если он и не знает… Внезапно его осеняет: по-немецки можно писать либо Alptraum, либо Albtraum, если «b», то всё понятно, первое слово не «Alp», а «Alb», а albern — несуразный, то это и есть кошмар или несуразное видение, дурацкий сон, — вот тебе и решение загадки».
Проза Керима Волковыского, впервые в полной мере открывшаяся читателю, является разумным — и куда более важным, чем оригинал, — дополнением к его поэзии, уже хорошо утвердившейся, плотно осевшей на почве русского языка: правда, в ней, как в любом величественном здании, чересчур много эха. Эха и упомянутых выше голосов, и самого культурного шифра — контура европейского самосознания.
Это полёт, полёт с высоких облаков, взгляд на землю с ракурса птицы или ангела; да и не важно, впрочем, кого конкретно.
«Осень в Калифорнии» с лёгкостью снял бы Вендерс — и неудивительно, что истории эти кинематографичны, считай, готовые хронометражи, впечатанные в синтаксис; они ангелоподобны, сумрачны, холодны, полны ветром и несносностью тех самых первых европейских «злых детей», что и оставили нам великое искусство, — эта проза синкретично шаловлива, несерьёзна даже в самых трагических фрагментах.
Такова удача книги.
Символика терпка, ясна в любую из отдельно взятых секунд; даже обложка — шагаловское полотно — объяснима. Книга Волковыского апологизирует движение — слева-направо, вперёд-назад, — и увеличивает масштаб, невольно раскрывает нам, читателям, умозрительное пространство воспоминаний.
Это полёт, полёт с высоких облаков, взгляд на землю с ракурса птицы или ангела; да и не важно, впрочем, кого конкретно.
В книжках Иосифа Бродского этого произведения нет. Авторство стихотворения «На независимость Украины» долго оспаривалось, говорили, что это стилизация, что он такого...
Полина Зоммер приехала из России в Швейцарию подростком, это было связано с работой отца. Временное пребывание стало для семьи постоянным....
Минувшая неделя по-новому высветила настроения российских граждан в своей стране и эмиграции. Имитация выборов российского президента проходила под залпы вооруженного...
За терактом в Москве стоит Путин? «Я узнаю почерк своих бывших коллег из российских спецслужб», - говорит бывший полковник Главного...
Власти ошиблись в оценке катастрофы. Весной в приграничном регионе беженцев было больше, чем местных жителей. Из-за ужасающих условий и болезней...
По данным Госсекретариата по миграции в Швейцарии на начало октября 2023 года зарегистрировано более 65 700 временных переселенцев из Украины...
Американский историк Тимоти Снайдер исследует заблуждения российского президента по поводу «украинского следа» в теракте 22 марта в Подмосковье. Из высказываний...
Агрессия России против Украины превратила миллионы людей в беженцев. Многие из них живут сейчас в Швейцарии. В связи с этим...
В России задержан историк и публицист Александр Скобов, его обвиняют в «публичном оправдании терроризма». Сейчас в списках «Мемориала» 694 политзаключенных,...
«Он снова оказывается перед портретом матери Висконти. На этот раз он не может от него оторваться: донна Карла только что оправилась от тяжёлой болезни и после долгих уговоров согласилась позировать на плэнере, в саду. Придерживая сползающую с плеч шаль, она повернула к нам своё прекрасное лицо, на котором ещё видны следы недуга, и, кажется, хочет о чём-то спросить… или сказать… или…».
Road movie бессознательного отчаяния, грусть, достигшая Пиреней, воля и ветер, холод, снег, чудеса — таковы составляющие новой книги Керима Волковыского. «Осень в Калифорнии» ловко балансирует на грани между документальностью, сложностью архива и живостью самого что ни на есть коммерческого свойства. Боль этой книги приятно впитывать в боль личного сознания.
Трудно сказать, есть ли у подобной манеры перспектива развития, продолжения, но отрицать тот факт, что перед нами — готовое кино, ждущее своих порывистых зрителей, — тщетно. «Осень в Калифорнии» длится недолго, но остаётся целой, нетронутой и спустя века, — в сердце, вкрадчивей любого грота или янтаря задерживающего время.
- Любой ангел минорен, как разбитое пианино - 4 октября 2022
- «Но видит Бог, есть музыка над нами» - 14 сентября 2022
- «Нам память выдается напрокат». О стихах Керима Волковыского - 18 июня 2020
Изображение:
«Осень в Калифорнии» — новая книга Керима Волковыского вышла в Москве в начале нынешнего года. (© schwingen.net)
Дополнительно:
Керим Волковыский. Осень в Калифорнии: рассказы и повести. — М.: Время, 2022. — 230 с. — (О времена!) — легко найти в интернет-магазинах, например:
Поделитесь публикацией с друзьями