Дмитрий Муратов: «Цензура — это недоверие к обществу»
Дмитрий Муратов, российский журналист, главный редактор «Новой газеты», лауреат Нобелевской премии мира за 2021 год. (Снимок предоставлен автором текста)
Новости, Общество

Дмитрий Муратов: «Цензура — это недоверие к обществу»

Дмитрий Муратов, российский журналист и главный редактор независимого издания «Новая газета», недавно удостоен Нобелевской премии мира вместе с филиппинской журналисткой Марией Ресса «за их усилия по защите свободы слова и самовыражения, что является основополагающим условием для демократии и прочного мира».

Автор интервью Екатерина Гликман долго работала журналистом в «Новой газете», а сейчас живет в Швейцарии.

Про новенькое

— Дмитрий Андреевич, чья реакция на присуждение вам Нобелевской премии, чье поздравление были для вас самыми дорогими?

Дмитрий Муратов: Поздравления — от Александра Сокурова, выдающегося российского режиссера, Владимира Спивакова, Александра Городницкого. Для меня их слова очень важны. А реакция… Знаешь, когда уже все объявили, позвонила мне мама и говорит: «Ой, тебе Нобелевскую премию дали, а скажи, а что у тебя еще новенького?» Это был лучший вопрос, из тех, что я слышал за последние дни.

Игорь Домников. (Снимок предоставлен автором текста)
Игорь Домников. (Снимок предоставлен автором текста)

— Какая была первая мысль, когда вы узнали про премию?

Я точно не помню. Наверное, подумал про то, что сейчас надо срочно ехать в газету и делить деньги. На детей со спинально-мышечной атрофией — раз. В благотворительный фонд Первого московского хосписа и детского хосписа «Дом с маяком» — два. В фонд детей, больных лейкозом — три. В медицинский фонд помощи работникам СМИ — четыре. И я понял, что когда мы все это поделим, то мне, видимо, ничего не достанется. Так оно и случилось.

— Кто принимал решение, как поделить деньги?

Мы собрали редколлегию и решили. А потом… У нас есть краудфандинговая платформа, которая называется «Соучастники». И я написал им письмо с просьбой посмотреть, дать свои советы и проголосовать. Несколько тысяч человек поддержали наше решение по всем четырем пунктам. Причем что интересно: многие настаивали, чтоб мне тоже что-то досталось, но, к сожалению, эту просьбу я выполнить не смогу.

Юрий Щекочихин. (Снимок предоставлен автором текста)
Юрий Щекочихин. (Снимок предоставлен автором текста)

Про недоверие

— Вы получили Нобелевскую премию за вашу приверженность как журналиста свободе слова. Что происходит в России с журналистикой?


image description
image description

Это называется репрессивная цензура, но происходит это не с журналистикой. Дело в том, что когда вводится цензура, или закрываются СМИ, или их объявляют какими-то иностранными агентами, то это ведь недоверие к собственному народу. Они тем самым говорят: мы не хотим, чтобы вы это читали, потому что вы в этом не разберетесь и, значит, вас тут могут провести. Цензура — это всегда недоверие к народу.

Анна Политковская. (Снимок предоставлен автором текста)
Анна Политковская. (Снимок предоставлен автором текста)

Казалось бы, в России устойчивая крепкая власть, много лет руководит страной один человек, и он безусловно имеет высокую степень поддержки. Ну откуда ж тогда такая недоверчивость к обществу? Что, общество само не разберется, что показывает телеканал «Дождь» или что пишет портал «Важные истории»? Ну конечно разберется! У нас взрослая страна. Но власть решает иначе. Поэтому дело тут даже не в СМИ — дело в недоверии к обществу.

— Почему Путин до сих пор не закрыл газету?

Это вопрос к Путину. Этот вопрос надо задавать не мне.

Про запреты

— В чем выражается репрессивность?

Множество средств массовой информации, особенно молодых расследовательских стартапов, объявлены иностранными агентами или нежелательными элементами. И многие журналисты из этих проектов вынуждены были покинуть свою страну. Конечно, можно заниматься своей профессией и за пределами родины, но я для себя, честно говоря, такого вообще не представляю. А им придется.

Анастасия Бабурова и Станислав Маркелов. (Снимок предоставлен автором текста)
Анастасия Бабурова и Станислав Маркелов. (Снимок предоставлен автором текста)

Вот, например, Алеся Мароховская, наша коллега, признанная иностранным агентом, она великолепный специалист по большим данным. Несколько лет она работала в «Новой газете». Скоро в Екатеринбурге будет проходить марафон программистов, который называется хакатон, она должна была быть там ментором. А ей говорят: спасибо, но извините, мы не можем с вами работать, потому что вы иностранный агент. Это фактически запрет на профессию.

— Нет ли риска, что из-за получения Нобелевской премии вас тоже могут отнести к иностранным агентам?

У нас огромное количество писем именно с этим вопросом. Скажу прямо: мне все равно. Я не Борис Пастернак, и от премии я не откажусь, тем более, вы знаете, на что мы ее потратим. И мы считаем, что решение Нобелевского комитета вызвано высокой степенью уважения к жизни и смерти наших коллег: Анны Политковской, Юрия Щекочихина, Игоря Домникова, Насти Бабуровой, Стаса Маркелова и Натальи Эстемировой. И отказаться от премии, опасаясь, что что-то с нами произойдет — это вообще-то предательство их памяти.

Про профессию

— Вы называете ваших убитых журналистов павшими…

Да, как на войне.

Наталия Эстемирова. (Снимок предоставлен автором текста)
Наталия Эстемирова. (Снимок предоставлен автором текста)

— «Новая газета» потеряла шестерых человек. Вряд ли в мире есть еще один главный редактор с такими потерями…

Нет, такие потери были в разных медиа. Были войны. Гибли люди. И великий Роберт Капа погиб в Индокитае, и гибли журналисты во Вьетнаме, в Афганистане — все это было. Мы не уникальны, к сожалению! Эта профессия может быть опасной для жизни.

Погибшие сотрудники редакции «Новой газеты»:

• Игорь Домников специализировался в том числе на коррупции в нефтяном бизнесе, убит молотком у входа в свою квартиру в 2000 году.

• Юрий Щекочихин, заместитель главного редактора, внезапно умер от сильнейшего аллергического шока в 2003 году. Редакция считает, что это было целенаправленное отравление. Незадолго до этого он получал угрозы в связи с тем, что расследовал дело о контрабанде итальянской мебели или дело «Трёх китов».

• Анна Политковская, журналистка, специализирующаяся на войне в Чечне, застрелена в 2006 году в лифте своего дома. Исполнители осуждены, но заказчики всё еще не названы.

• Внештатный сотрудник Анастасия Бабурова застрелена в 2009 году на улице вместе с адвокатом Станиславом Маркеловым после пресс-конференции.

• Журналист Наталия Эстемирова в 2009 году похищена в Чечне на улице и расстреляна.

Журналисты «Новой газеты» постоянно сталкиваются с угрозами и агрессией. Российские власти часто препятствуют работе редакции, проводят обыски с конфискацией компьютеров и документов, угрожают закрыть «Новую газету» под предлогом якобы «экстремистской деятельности» или нарушения «запрета публичных выступлений».

— Я все равно думаю, что мало найдется людей на земле, которые смогут вас в этом смысле по-настоящему понять.


image description
image description

Это правда.

— Вам не одиноко?

Нет. Абсолютно нет. О таких категориях, как одиночество, я не думаю, потому что у меня много работы, и много вокруг замечательных людей.

Про людей

— И все же как вы эмоционально справляетесь с такими потерями?

Выпиваю.

— Так и печатать?

Вот видишь, ты просто сейчас вводишь цензуру!

— Где вы берете силы плыть против течения?

В этой редакции собраны такие потрясающие люди, такие замечательные, такие талантливые, выдающиеся личности, что, конечно, каждый раз, когда ты с ними имеешь дело — ругаешься, орешь или, наоборот, нежничаешь — то вот это самое главное, из этого все и получается. Вот в этом, в самой редакции — эта сила.

Про газету

«Новая газета» — единственная в России независимая оппозиционная газета с общенациональным охватом аудитории. Издание специализируется на журналистских расследованиях, много внимания уделяет темам коррупции и нарушений прав человека. Газета поддержала мирное урегулирование конфликта в Чечне.

«Новая газета» основана в 1993 году главным редактором Дмитрием Муратовым и другими журналистами. Михаил Горбачев, бывший президент СССР, выделил деньги из своей Нобелевской премии мира на покупку первых компьютеров.

Сегодня 76% акций издания принадлежит редакционному коллективу, бывшему депутату Госдумы Александру Лебедеву — 14%, Михаилу Горбачеву — 10%. А «Новая газета» выходит три раза в неделю тиражом 90 тыс. экземпляров, плюс к этому ежемесячно 17 млн обращений получает сайт «Новой».

У «Новой газеты» множество наград, среди них премия «Репортеры без границ» за защиту прав человека в 2006 году, премия Генри Наннена (Henri Nannen) от немецкого издательства Gruner + Jahr в 2007 году, медаль Карла Великого для европейских СМИ от ассоциации Médaille Charlemagne pour les Médias Européens в 2012 году.

Про деньги

— Как вы выживаете финансово?

У нас три источника дохода. Первый — трафики на сайте очень высокие. Второй — краудфандинговая платформа «Соучастники». Третий — один крупный благотворитель, который нам переводит свой взнос ежемесячно (это Сергей Адоньев, он очень известен в мире, это тот человек, который спродюсировал знаменитый фильм «Дау»). Еще у нас в акционерах два человека, которые всегда нам помогали (сейчас чуть в меньшей степени они, в большей Адоньев) — это Александр Лебедев и Михаил Горбачев. И первые компьютеры редакции, если уж говорить о деньгах, были куплены на деньги из Нобелевской премии Горбачева.

Про угрозы

— Как далеко Россия от мира в обоих смыслах этого слова?

С этим ситуация ужасна. К сожалению, милитаризуется сознание. Милитаризуется народ. Страна, которая в двадцатом веке потеряла чуть ли не сто миллионов человек — наша страна — ее все более и более приучают к тому, что война — это нормально, что война — это не страшно. И это не только пропаганда здесь, это и такая же, аналогичная милитаристская риторика в различных странах мира. А война всегда разделяет людей.

Война нового типа — и информационная, и гибридная, с частными военными компаниями, с историями захватов территорий какими-то комбатантами — все это приводит к тому, что войну снова начинают считать государственной доблестью. И вот это разделяет не только Россию с миром, но и все страны друг с другом.

— Россия — это опасность, угроза для мира?

Знаешь, я так много читаю, что Россия — это угроза для мира… Я считаю, что непоправимый ущерб наша страна нанесла, когда участвовала косвенным, прямым, любым иным, не знаю каким еще образом в отделении восточных областей Украины от Украины, рассорив и расстроив отношения с самым близким, любимым, дорогим, драгоценным соседом. Я думаю, в этом смысле, в смысле для Украины — да, угроза. Для всего остального мира — нет, я такого не вижу.

Про Швейцарию

— Когда, в связи с чем, в вашей повседневной газетной работе всплывает Швейцария?

Например, когда прекращается дело швейцарской прокуратурой по фигурантам дела об убийстве — а я прям так это хочу называть — Сергея Магнитского. Он разоблачил вывод гигантских коррупционных активов из России за границу, в том числе, кстати, и в Швейцарию. Эту страну все у нас любят и уважают за сыр, часы, охрану папы Римского…

Но, к сожалению, вдруг мы узнаем, что швейцарский прокурор едет по приглашению российской прокуратуры в туристическую поездку на Камчатку с охотой, с вертолетами, самолетами. К сожалению, это не красит отношения России и Швейцарии. Но ни за что никто из нас не забудет ту историю, которую создала Швейцария деятельностью Красного Креста. Я полагаю, что она спасла такое количество жизней, что это заслуга на века, это историческая миссия.

Про коррупцию

— Что вы чувствовали, что думали, когда узнали, что дело Магнитского в Швейцарии закрыто в июле?

Это абсолютное безобразие. Это коррупционная схема. Никто не понес наказания, никто не вернул уведенные из страны деньги — это сотни миллионов долларов. И закрыть-то это дело невозможно. Потому что сейчас оно все равно всплывет. Потому что цифровая журналистика, журналистика расследований с помощью больших данных — она все равно вернется к этому делу, и увернуться от этого будет невозможно.

Мы участвовали во вскрытии Панамского досье, мы много напечатали чего про последнее досье Пандоры и мы отлично понимаем, что в ближайшее время вскроется и то, как закрывали дело Магнитского.

Про чистоту инвестиций

— Одна из проблем, связанных с коррупционными деньгами, заключается в том, как отличить чистые инвестиции от грязных денег, если власти страны происхождения не декларируют их таковыми.

Тут неточность в самом вопросе. Недавно у нас была такая история. Одна крупная компания, чью мебель все очень любят, вдруг выяснила, что она закупала лес, который вырубался безжалостным браконьерским способом у нас в России, в Иркутской области. И компания, проверив эти данные, взвалила на себя ношу — и это определено в ее кодексе — она отказалась от закупок браконьерского леса в России, хотя он и дешевле.

Точно так же обязаны безусловно, без всяких разговоров, вести себя любые банки. Они должны проверять источники доходов. Это сейчас успешно делается в Англии и это уже, на самом деле, делается и в Швейцарии. Вообще ворованные деньги становятся токсичными и небезопасными. Их уже почти невозможно отмыть.

Про хоккей

— Как и многие швейцарцы, вы любите хоккей. Почему?

Потому что я дворовая шпана. И у шпаны в советское время во дворах возле заводских бараков, где я жил, стояли хоккейные коробки.


image description
image description

— И вы играли?

Играл, как и все. А в Советском Союзе иметь клюшку было невозможно. Почти что. Особенно хорошую, например, ЭФСИ. Это была мечта. И это была недосягаемая вещь. Мы ходили на хоккей взрослых команд, и когда во время игры ломалась клюшка и обломки выбрасывали за борт, то самой большой удачей было, если они тебе доставались. Из этих обломков мы клеили себе клюшки.

— А теперь у вас в кабинете целая коллекция клюшек легендарных игроков.

Да, там у меня уникальные абсолютно экземпляры: Макарова, Фетисова, Ларионова, Третьяка, Драйдена, Рагулина, братьев Эспозито, и из современных — Василевского, Панарина, Овечкина… А когда я продал клюшку Валерия Харламова (с автографами всей сборной Советского Союза 1974-го года) за 100 тысяч долларов на аукционе в пользу ребенка Тимура Дмитриенко, чтобы ему поставили укол «Золгенсмы» (у мальчика была спинально-мышечная атрофия), то через очень короткое время мне позвонил сын Валерия Харламова и привез другую его клюшку. И я этим жутко горжусь. Это как неразменная монета.

Про справедливость

— Справедливость существует?

Кто-то сказал, что она безусловно существует, но не всегда совпадает с периодом нашей жизни на земле.

— Два года назад вы были в Шаффхаузене. Что вам здесь понравилось?

Мне понравилось вот эта неизменность городского интерьера, неизменность всего того, что видел приехавший туда русский император, которого, когда он промок на Рейнском водопаде, накормили хлебом и вином… Я ничего не путаю?

Про машину времени

— Это был шнапс.

Да, шнапсом, хлебом и, видимо, сыром, да? Прошло двести лет, а этот водопад как шумел так и шумит, этот домик, где его накормили, как стоял так и стоит, этот замок на другом берегу — там же, где и раньше. И ты чувствуешь, что машина времени существует. В этом городе.

#

Екатерина Гликман

Изображения предоставлены Екатериной Гликман.

Поделитесь публикацией с друзьями

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Похожие тексты на эту тематику