Exit Игоря Новикова в MMOMA
Выставка «Exit» Игоря Новикова состоялась в Московском музее современного искусства (Moscow Museum of Modern Art - MMOMA) в начале уходящего года. Художник давно живет в Швейцарии. При этом сохраняет связь с Россией.
Алина Тукалло рассказывает о творчестве Игоря Новикова. Впечатления журналистки переплетаются с настроениями этого лета.
Еще до того, как мы подружились, я видела его полотна, а он читал мои тексты. Чувствовала мощный драйв от его картин, но к расшифровке смыслов приблизилась только сейчас. И меня накрыла тотальная, как инсталляция, безысходность.
Искусство не обязано
Первая инсталляция Игоря Новикова, а она называлась «Лесоповал», оказалась провальной. Муляжи бухих мужиков в ватных штанах и телогрейках, как и прочие реквизиты, на следующий день после открытия выставки вышвырнули бомжевать.
Мол, искусство должно доставлять эстетическое удовольствие. А все эти бревна, грязь, стружка, бутылки, в общем, бытовуха и натурализм голимый только глаза мозолит.
Достоевского, когда он штудировал «Мертвого Христа» Гольбейна в Базельском музее, чуть не хватил эпилептический удар. Немецкий художник написал Сына божия с утопленника из Рейна с такими подробностями разлагающегося тела, что в Спасителе с трудом усматривались божественные черты.
Когда Достоевский сочиняет «Идиота», он берет в роман свое впечатление от холста. «От этой картины у иного еще вера может пропасть», — говорит князь Мышкин, рассматривающий копию «Христа» в мрачном петербургском доме Рогожина.
Да, у Гольбейна не «тихий свет русской иконы», а уже, можно сказать, предтеча Арт-Базеля. Потому что искусство — не обои, не занавески, не элемент интерьера, и оно не обязано украшать, если оно не салонное искусство.
Крик художника
Искусство имеет право заставлять задуматься, сомневаться, шокировать, провоцировать, давить на болевые точки. Может быть неудобным или рвать глотку от отчаяния, как «Крик» Мунка. Или как его ремейк — «Европейский крик» Новикова.
Здесь Игорь использует свой любимый художественный прием – цитирует хиты мировой или российской живописи и накладывает на них символы из «модерн таймс», придающие остроту момента, «сейчасность». Он считает, что гениальность художника состоит в том, чтобы отобразить в холстах эпоху, в которую он живет.
И Новиков переформатирует знаковое полотно Мунка, нарисовав две белые пиктограммы, разбегающиеся от синего шара с золотыми звездами (Евросоюз) в сторону «Exit». Кстати, «Европейский крик» он пишет задолго до Брекзита.
Полотна для снов
«Мой язык – мои картины. Физическая боль, которую я чувствую, я выплескиваю краской на холст», — как-то сказал Игорь. А я сочувствую – либо в картинах, либо в инсталляциях, от которых после провального «Лесоповала» он на три десятка лет ушел в холст, а теперь вернулся на выставке «Exit» в ММОМА. Их три – «Лестницы», «Деньги» и «Русский лес».
Кстати, так сложилось, что имена своим работам дает не Игорь, а кураторы его выставок или галеристы. Новиков считает, что названия слишком навязчиво толкуют смыслы, программируя зрителя и лишая его свободы интерпретации.
Пусть будущее, которое он видит в снах или картинах и образах наяву, а потом переносит на полотна, остается для нас загадкой. Всему свое время.
Время революции
Но, бывает, и у него срываются с языка попытки пророчества. Например, о том, что человечество находится на грани новой революции, потому что не может быть так долго обманутым.
На дворе июнь 2020 года. Я пишу этот текст в Цюрихе. В эти дни во многих городах США введен комендантский час. Американцы жгут, грабят, крушат по всей стране. Недалеко от Белого дома собралась компания, скандирующая: «Пришло время революции!». Чернокожий Джордж Флойд, которого полицейский насмерть прижал к асфальту, — метафора народа, задушенного властью.
Игорь Новиков считает, что народ везде — обманутые, несчастные, бедные люди. Но на главную роль в своем «Gesamtwerk» — полном собрании сочинений — он взял человека из России, родную плоть и кровь. И нарисовал его красной пиктограммой, брендом, клеймом Новикова, которое придумал еще в середине восьмидесятых.
Откуда родом
Будучи студентом Суриковки, в поездках по городам России, он открывал для себя иконы и фрески в белых, с выкрашенными в зеленый крышами, покинутых монастырях и соборах.
В советском государстве, объявившем атеизм государственной религией, храмы, которые не успели взлететь на воздух, осиротели, разорились, переквалифицировались в склады.
В церкви при Третьяковке, например, хранили авангард. Игорь вспоминает, что она походила на взрыв ядерной бомбы — без окон, без дверей, сверху капало, холсты упирались углами друг в друга, папки с рисунками валялись на полу.
Среди них затерлась и работа Малевича, к которой Игорь мечтал хотя бы прикоснуться. Уверена, что Новиков заряжался Малевичем. Но, хотя безликие фигуры из тридцатых родственны человечкам-пиктограммам, Игорь «подсмотрел» их не в искусстве авангарда и не на дорожных знаках, а, как это ни странно, в старинной русской иконе.
Пиктограммы
В Суздале, Ярославле, Загорске, Звенигороде, Ростове Великом, Переславле Залесском, где сплав пейзажа и культуры, природы и человека создавал мощную, почти магическую энергетику, красоту и духовность, студентам Суриковки отворяли запертые храмы. В них иконы XV-XVI веков излучали свет и цвет, которого Игорь нигде не встречал раньше.
Он обратил внимание на так называемые житийные иконы, написанные в ярких красках. В центре — изображение святого, которое, как венком, окаймляется сюжетами из жития: воины бьются друг с другом, кто-то подходит к городу, кому-то отрубают голову. Эти миниатюрные «боковые» сценки были свободны от канона, от диктата, как надо держать руку или наклонять голову, в них персонажи рисовались группами, и именно они и стали прототипом пиктограмм Игоря. Ползущие, летящие, карабкающиеся, на фоне банального пейзажа человечки вводят элемент контраста и создают коллизию.
Вечная лесопилка
Олег Целков сказал мне как-то в интервью, что его герои, а их даже с большой-пребольшой натяжкой трудно назвать одухотворенными, были навеяны Христом Рублева, которого он в детстве увидел в Третьяковке. Зато как сияют эти морды! И еще Олег Николаевич сообщил, что рисует не портрет конкретного человека, а всего человечества.
Пиктограммы Новикова – на одно лицо, но, появляясь на фоне унылого и пронзительного родного пейзажа, обозначают уже не человечество, а народ.
Взять хотя бы «Владимирку» как путь на каторгу. Повторюсь — хотя Игорь полжизни провел в Швейцарии, прекрасно знает ее изгибы, спуски и подъемы и ее людей (особенно галеристов), чаще всего в его работах идет речь о подопытном родном народе, над которым вечно ставят эксперимент.
О тех работягах, с которыми он общался (подозреваю – выпивал и закусывал) на лесопилке в Переславле Залесском, когда строил дом. Они были не на одно поколение старше Игоря, и он одновременно с ужасом и восторгом поглощал их рассказы о довоенной и послевоенной России.
Узнавал об их чувствах, мыслях, страданиях, смотрел на их беспробудное пьянство и их созидание. Он всегда восхищался силой духа, духовностью и смекалкой человека, но больше всего – колоссальным терпением. Может, и образ пилы, повторяющийся на его полотнах, как и образ народа, импортирован с лесопилки?
И Пришвинский бор
«Ты знаешь, что Пришвин жил в Переславле на реке Нерль и написал там лучшие свои рассказы?» — спросил меня Игорь. Действительно, цикл «Календарь года» — дневник состояний и настроений природы средней России, ее озер, рек, лесов, болот, ее живности, записывался в Переславле Залесском. Но он не только про «грачи прилетели», он и о человеке.
Эпоха и характер трудяги-мужика — плотников, печников, мельников, рыбаков и т.д. переданы в компактных и очень метких диалогах. «Сколько, — сказал я, — в вашем городе церквей! – А до бога все далеко. – Вы хотите сказать, что нет бога? – Может быть, и есть где-нибудь, да ему до нас все равно, как нам до комаров».
Как-то Пришвин спас в Переславле изуродованный пожарами и порубками сосновый лес. После пришвинской статьи в «Известиях» его объявили заповедником. И теперь он называется Пришвинский бор.
Искушение в пустыне
Больше всего (кроме работы, разумеется) Игорь Новиков любит гулять в горах или в лесу. Может, прихватив с собой лыжи, отправиться в холмистую и довольно дикую швейцарскую Юру. Пробегая по лыжне, восхищенно любоваться высокими снежными сугробами и огромнейшими, стоящими, как свечи, елками. Человек и природа, их соитие, их связка и, увы, ее разрыв – тема, к которой он возвращается снова и снова.
На многих его холстах возникает олень, обычно – белый, как символ изящества, света, чистоты. А также обновления и возрождения духовности, которого Игорь ждет и верит, что оно когда-нибудь наступит. Когда-нибудь.
Картина «Второе пришествие» отсылает к Христу Крамского, полотну об искушении в пустыне. У Новикова Сын божий погружен в размышления в «индустриальной» пустоши: виляет устьем кроваво-красная река, зеленый фабричный дым валит из труб.
А в «Тишине» (цитата из «Березовой рощи» Куинджи) человек поднимает руку на оленя, хочет снять рога, с восторгом повесить на стену трофей, обозначив дату убийства.
«Традиция истребления продолжается. И тотального воровства, и разбазаривания наших ресурсов. Контрабандой вывезли сибирский лес в Китай, и никто не может понять, как лесовозы проехали мимо полицейских кордонов, как прошли таможню. Ищут виновников, хотят посадить кого-то, но леса-то уже нет», — говорит Игорь.
Город-герой Москва
Деньги стали символом новой власти и чиновничьего сословия — об этом инсталляция «Иду шагаю по Москве», или «Москва – город-герой». Посередине зала выставлены палеты с валютами – долларами, евро, франками. «Аbba» затянула гимн вожделенному металлу «Money, money, money».
А на стене, сложенный из картин, как из блоков, в форме мавзолея развешен Кремлевский цикл Игоря Новикова. Пиктограммы-человечки ищут свое место под солнцем между горой денег и Олимпом власти. На Спасской башне торчит звезда, но, солнца нет и в помине, вместо часов зияет пустота, сплошной мрак и предчувствие беды наложены дикими, безудержными мазками.
Поклонение телевизору
В инсталляции «Русский лес» Игорь Новиков выстроил пирамиду власти, положив красных фанерных человечков ниц перед телевизором. На экране в документальной хронике, смонтированной Игорем, один за другим сменяются «цари». Начиная последним Романовым и завершая ныне царствующим президентом, они вещают, сообщают, обещают, «…ают», «…ают», «…ают»…
Но, на самом деле, независимо от колора флага у них за спиной, все они «имеют» народ. «Старая государственная власть была делом зверя во имя Божие, новая власть является делом того же зверя во имя Человека». Это из дневников Пришвина, «певца родной природы», записанных в начале двадцатых. И далее: «Насилие над человеком совершается в одинаковой мере, только меняются принципы, имена».
…А они все ползут и ползут на свет телеэкрана, эти жертвы стокгольмского синдрома среди густых черных стволов на белом холодном снегу. Так подайте им лестницу! И Игорь купил материал, скрутил лестницы, поставил подсветку так, чтобы они бросали тень на белые стены ММОМА, на которые акрилом нанес своих фирменных человечков.
Куда ведут лестницы
Они готовы лезть на стенку от вечного эксперимента, который ведет в никуда. Бог все дал их стране для счастья – она прекрасна, безгранична, богата недрами, талантлива народом. Но опыт на «острове Невезения» не удался, пиктограммы обмануты, унижены, загнаны в угол. Болезнь неизлечима, они страдают, лестницы – спасательный круг, эвакуационный выход, единственный exit.
Куда они ведут, одна черная, остальные – красные? В революцию, в другое измерение, в космос? К Богу? В облака? В побелку музейного потолка? Да хоть куда, хоть умереть, главное – сбежать, вырваться, потому что жить в этом мире, страшном и жестоком, больше невозможно. Я не могу дышать. Столько в вашем городе церквей, а до Бога все далеко.
Выход есть. Что за ним?
На единственной картине этого зала, среди пронзенного красными лестницами пейзажа, вдалеке плывут две сливающиеся с облаками церквушки. Именно это полотно вдохновило Игоря на тотальную инсталляцию со стремянками. Он придумал её прямо перед открытием выставки.
Картина, зал, выставка названы «Exit» — слово по лаконичности, ясности и простоте едва уступает пиктограмме. «Exit», как это не печально, означает не только выход как место или как решение головоломки. Аудитория в России этого знать не может. Но в Швейцарии, одной из немногих стран, где принята эвтаназия, так называется организация, помогающая умереть тем, у кого нет сил жить…
По всей Европе люди выступают против жестокости, насилия и расизма — за человека, который не мог дышать. В Цюрихе на протест в начале июня вышли около десяти тысяч, притом, что пандемию ещё не отменили. Пришло время репетиции революции?
А мужики с лесопилки все идут и идут по Владимирскому тракту, на каторгу, на Голгофу. Так куда же нацелены лестницы, на какую вершину? Игорь, покажи, где выход, а главное – что за ним.
#
- Алина Тукалло. Золотой олень - 29 октября 2024
- Алина Тукалло. Дай знак — помаши с неба рукой - 29 октября 2024
- Алина Тукалло. Папочка, махнем в Рай - 12 августа 2022
Изображения:
На выставке «Exit» Игоря Новикова в Московском музее современного искусства. (© Игорь Новиков)
«Бурлаки в Североморске
тянут крейсер бечевой,
исхудав от лучевой». И. Бродский (© Игорь Новиков)
В «Тишине» (цитата из «Березовой рощи» Куинджи) человек поднимает руку на оленя. (© Игорь Новиков)
Пиктограммы Новикова — как символ высокого обобщения. (© Игорь Новиков)
«Второе пришествие» отсылает к Христу Крамского. (© Игорь Новиков)
«Насилие над человеком совершается в одинаковой мере, только меняются принципы, имена». М. Пришвин. (© Игорь Новиков)
Куда ведёт лестница? В революцию, в другое измерение, в космос? К Богу? В облака? В побелку музейного потолка? (© Игорь Новиков)
Поделитесь публикацией с друзьями